Преподобный Лев принес и утвердил в Оптиной дух старчества.
К этому великому старцу в Оптину пошли иноки и миряне — и с тех пор людской поток не прекращался, пока уже в годы богоборческой власти Оптина не была закрыта.
В 1834 году прибыл в Оптину иеромонах Макарий Иванов, который стал достойным помощником старцу Льву. Они делили свои труды, покорствовали и смирялись друг перед другом, вместе подписывались в письмах, а в последние пять лет жизни старца Льва были как бы един дух в двух телах. Так что, когда не стало старца Льва, осталась живою другая половина его — старец Макарий.
О старце Льве и старце Макарии святитель Игнатий Брянчанинов писал: «Оба старца были напитаны чтением отеческих писаний о монашеской жизни; сами руководствовались этими писаниями, руководствовали сими и других, обращавшихся к ним за назидательным советом. память их была богато украшена мыслями святыми. Никогда они не давали советов от себя, но всегда представляли в совет изречение Священного Писания или святых отцов. Это давало советам их силу: те, которые хотели бы возразить на слово человеческое, с благоговением выслушивали слово Божие и находили справедливым покорить ему свое умствование».
Некоторые полагали, что обстоятельства того времени — молва человеческая, тайная зависть и, наконец, открытое преследование и притеснение — понуждали старца Льва несколько придерживаться юродства. Но точнее будет сказать, что Сам Господь умудрил его, под видом буйства Христа ради, приносить душевную пользу ближним. Поступая так, старец укрывался от славы человеческой, опасной и для великих подвижников, отклонял праздное любопытство и подавал духовную помощь всем, нуждавшимся и искавшим ее.
При старце Льве стал меняться внутренний строй монастырской жизни. Ничего важного в монастыре не предпринималось и не делалось без благословения старца. К его келье ежедневно, особенно в вечерние часы, стекалась вместе братия. Каждый спешил покаяться пред старцем, в чем согрешил в продолжении дня делом, словом или помышлением, просить его совета и разрешения во встретившихся недоумениях, утешения в постигшей скорби, помощи и подкрепления во внутренней борьбе со страстями и с невидимыми врагами нашего спасения. Старец всех принимал с отеческою любовью и всем преподавал слово опытного назидания и утешения.
Мудрость старца, свидетельствуемая любовью и почтением к нему настоятеля и братии, и искусное врачевание немоществующих душ скоро сделали отца Льва известным и вне обители. Ради духовных советов начали приходить к дверям его кельи из городов и селений дворяне, купцы, мещане и простой народ. Все были принимаемы старцем с отеческою любовью, и никто из них не выходил из его кельи, не быв утешен им духовно.
К старцу Льву привлекал дар благодати Божией, почивавшей на нем. В его присутствии все ощущали внутренний мир, успокоение сердечное и духовную радость. Часто приходили к нему с великим горем, а войдя в его келью, забывали, зачем приходили, и что за горе тревожило их, — оно оставляло их на пороге. Помыслы, казавшиеся страшными и неодолимыми, в присутствии старца исчезали, как будто их никогда не было: но они опять появлялись, когда относившиеся к старцу ленились приходить к нему. Благодатною силою наставлений старца Льва многие семейства были умиротворены, проводившие порочную жизнь наставлены на путь истины, многие раскольники обращены к Православной Церкви.
Из рассказов учеников старца Льва можно видеть, что он как бы читал в душе каждого из них, что отпроницательного его взора не могли сохраниться и сокровенные их помыслы, которые он нередко явно обличал к душевной пользе приходивших к нему. Особенно старец имел от Бога дар открывать и напоминать забытые грехи.
Принимая отеческое участие во всех нуждах обращавшихся к нему, старец Лев, кроме душевного назидания, не отказывался подавать им помощь и в телесных болезнях, указывая некоторым на испытанные народные средства. Преимущественно он употреблял для лечения так называемую горькую воду, которой у него выходило в день иногда до полутора ушатов. Примечательно, что и после смерти старца в обители приготовляли горькую воду, но она вдруг потеряла почему-то свою целебную силу.
Некоторых из приходивших к нему старец отсылал к святителю Митрофану Воронежскому; и бывали примеры, что болящие, прошедши сотни верст, исцелялись на пути и возвращались благодарить целителя.
Многим страдавшим от недугов телесных, часто соединенных с душевными недугами и потому не всегда понятных для людей обыкновенных, старец Лев преподавал благодатную помощь, помазывая их елеем от неугасимой лампады, теплившейся в его келье перед Владимирскою иконою Божией матери, которая была благословением старца схимонаха Феодора.
В 1839 году было воздвигнуто гонение на Белевских (женского монастыря) учениц старца Льва, отразившееся и на нем. Старца велено было перевести в другую келью, подальше от ворот, и ему был запрещен прием посетителей; ему приказали, невзирая на болезнь, ежедневно ходить в церковь. Народ ждал этих выходов, падал на землю, целовал края одежды его, выражая жалость к нему. малое расстояние до храма преподобный Лев, обуреваемый народом, шел не менее получаса. В церкви близ старца собиралась толпа.
Разнеслись слухи, что старца Льва сошлют на Соловки или в больницу Боровского монастыря, под надзор. Ученики, в ужасе разлуки со своим старцем, решили написать настоятелю Сергиевой пустыни под Санкт-Петербургом святителю Игнатию Брянчанинову, чтобы он сыскал старцу защиту у членов Синода. Долго отказывался старец, но наконец, по неотступным просьбам, подписался, не читая, под письмом, составленным старцем Макарием. Святитель Филарет Московский, бывший в то время в Петербурге, по просьбе святителя Игнатия написал Калужскому архиерею, и слухи о заточении замолкли. Письмами же обоих Филаретов к Тульскому преосвященному были оправданы и вновь приняты изгнанные Белевские ученицы старца. Впоследствии эти изгнанницы были игуменьями.
В 1841 году старец явно стал говорить о конце своем.
Отходил старец 11 октября, накануне празднования памяти отцев Седьмого вселенского собора, как бы в обличение тех, кто упрекал его в еретичестве.
В семь часов тридцать минут, в последний раз взглянув на икону Пресвятой Владычицы, старец Лев закрыл глаза и тихо испустил дух. Ему было семьдесят два года.
1. Каким образом поступать, когда я, находясь в кругу братьев, не могу воздержаться от слов и, когда говорю, то кого-либо обижаю словами?
— Должно помнить произносимый Святой Церковью к Богу глас сей: Положи, Господи, хранение устом моим и дверь ограждения о устнах моих.
Притом надобно воображать, что те, которые говорят, делают сие в разуме духовном. Они сего достойны, а ты считай себя недостойным разговора с ними; и когда спросят тебя, отвечай с благоговением.
Когда же увлечешься сему противным, кайся и старайся неотложно исправиться. — Должно еще вести себя так, чтобы братья не заметили в тебе твоей отличности в исправлении.
2. Как поступать, когда я вижу в других вольное выражение мыслей и соблазняюсь; равно как и в тебе, отче, иногда, не видя старческой кротости в обращении с другими, также оскорбляюсь?
— Это тебе кажется так от невнимательности и нерассуждения твоего. Не должно никого осуждать, ибо ты не знаешь, с какою целью сие делают и с какою целью с кем-либо я поступаю. Таковыми поступками скорее обнаруживается внутренний людской характер, и для дышащих презорством это нужно. Итак, ты несправедлив. Старайся более внимать себе, не разбирать дела, обращение и поступки других. Ты пришел в училище самоотвержения — исполнять повеленное тебе, но не иметь права судить, где, когда и как с кем поступать.
3. Я не вижу в братьях любви и для исследования какого-либо предмета из Священного Писания не нахожу собеседников.
— Не может быть, чтобы у них не было любви, — так должно думать и по справедливости заключать. Если же ты не видишь в них любви, то это потому, что ты сам в себе любви не имеешь. Покажи прежде сам истинные черты любви и тогда увидишь, что любовь у них обитает и к тебе хранится обильно. Притом мы имеем заповедь Божию любить чистосердечно ближних, а искать от них любви, о том нигде не сказано. А что они не могут или, лучше сказать, не дерзают беседовать с тобою от Писания, то ты не должен искать сего с ревностью. Где смирение у них, там и простота, а сия Божественная отрасль не испытывает судеб Божиих; она только верою повинуется и до времени довольствуется только теми понятиями, которые ей открывает вера. Не будет Бог о том послушника испытывать, почему он не богословствовал, но почему не внимал себе. Бог не оставит их относительно спасения. Если Ему благоугодно будет, то и откроет им тайны Своего смотрения. А разум, просвещенный светом Божиим по мере веры, выше всякого учения, ибо, естественно, разум изобрел учение, а не учение — разум.
4. Почему в течении пятилетнего жительства в пустынной здешней обители, стараясь сколько-нибудь о собственном назидании, я чувствую, напротив, что действительно сделался хуже, о чем свидетельствуют неосмотрительные мои поступки, хладность сердца и недостаток великодушия?
— Весьма редкие в столь короткое время возлетали крылами веры и добродетелей на духовное небо, ощущали в себе нелестные залоги упований, обручение будущей славы. Весьма немногие, после непродолжительных трудов, ощущали таинственно утешительную награду или цветы искренней деятельности о Господе, обещающие собрание плодов в нынешнем вертограде Иисуса Христа. А иные и во всю жизнь свою на земле не ощущали того и не ощутят, по смотрению небесного Покровителя-Бога, Который всегда лучше о нас промышляет. Ибо мы, как бы младенцы в рассуждении судеб Мироправителя, нередко у Него просим таких орудий, кои по достоинству своему и силе спасительны, но по нашему неискусству могут быть употреблены нами в совершенный вред. Почему любвеобильный Отец светов скрывает от некоторых благочестивых дары, которые одним спасительны, а других приближают к погибели? Что бы было, если бы Бог-Всеведец совершенно исполнял все наши желания? — Я думаю, хотя и не утверждаю, что все бы земнородные погибли. Бог хотя и не презирает молитвы избраннейших Своих, но желаний их иногда не исполняет, и единственно для того, чтобы, по Божественному Своему намерению, устроить все лучшее.
При сем можно заметить, что живущие без внимания к самим себе никогда не удостоятся посещения благодати; а если по единственной благости Божией и удостаиваются, то уже пред кончиною. Но видеть себя вне преспеяния не есть еще совершенное непреспеяние. Таковые чувства могут насаждать в сердце искреннее смирение. А когда ты подлинно имеешь сознание, что лишен плодов духовных, то старайся неослабно усиливать стремление к Богу. Когда мы находим себя лишенными добродетелей и потому не имеем о себе мнения, то сие самое может привлекать Божественное призрение, которое укрепит нас надеждою против смертного духа отчаяния. Когда мы не успели в добродетелях, то нет ближайшего средства ко спасению, как смиренномудрие. Высокомерие и при добродетелях богопротивно; но кроткая мысль пред Богом забвенна не будет.
5. Отчего это возникло, что я к советам вашим потерял веру и благоговение, что назидания ваши перестали действовать на мое сердце и что все кажется для исполнения неудобным?
— Вера потеряна от подозрительности, благоговение — от дерзости, а недействие назиданий на сердце бывает от того, что ты слушаешь с некоторым любопытством, считаешь, что я делаю сильные переходы от предмета к предмету и что решаю твои вопросы простыми выражениями.
Оставь любопытство, храни умеренность в дерзновении, веруй, что Бог тобою руководствует в лице других, не высокомудрствуй; держись с простотою послушания и будешь тогда ощущать совсем другое в душе твоей. Если же ты благоразумной простоты не имеешь, приобретай оную не доверием к себе, а памятью твоего намерения — зачем пришел в обитель; вспоминай тот жар, те расположения души, которые ты ощущал в самом начале посещения твоего сердца Богом, священную измену десницы Вышнего. Для истинного послушника, при Божией помощи, нет ничего неудобоисполнимого. Истинное самоотвержение всегда будет чувствовать спасительное иго легким. Если искушения не превышают даров Божиих, то желающий спастись все может силою Имени всех укрепляющего Господа Иисуса. И это столь священная истина, что всякий, имеющий сколько-нибудь живой веры, никогда не усомнится. Для маловерия и пылинка кажется горою; равно как для верующего переставлять горы искушения весьма удобно и легко.
6. Каким образом поступать тогда, когды бываю в кругу первейших обители нашей старцев, которые иногда, между собою в разговорах, помещают такие происшествия, что, слыша оные, трудно одержать победу над смехом?
— О словах их должно думать так: я не понимаю, по скудоумию моему, на какой конец они говорят это; а не зная их цели, не должно смеяться. Если же нечаянно и невольно усмехнешься, обвиняй самого себя, помня истинные свидетельства свв.отец, что ничто так не разрывает цепь добродетелей и любви евангельской, как смех и смехотворство. Как обращение скверных мыслей во внутренних чувствах лишает присутствия благодати, так упражнение в смехе и склонность к нему удаляет Ангела Хранителя; добродетели бывают тщетными, будучи сопряжены каждая с душевными какими-либо пороками, и ограда преспеяния разрушается. И Спаситель мира назначил вечную горесть углубляющимся в смехотворения: горе вам, смеющимся ныне.
7. Как избавиться от необыкновенно сильных ощущений сладострастия не только в собрании с женским полом, но и при одном воображении о нем?
— При виде их должно хранить ум и чувства, особенно ничего не говорить без осмотрительности, стараясь скорее удалиться, а при воображении удерживать мысли. Полезно воздержание, а еще вернее — благоразумная умеренность. Но первее всего должно умолять Господа всемогущего об избавлении от нападений лютейшей сей страсти; ибо человек сам собою никогда ее не искоренит. Но, при нашем произволении, Бог премилосердый утишает порывы сего пламени.
8. Когда мой ум насильно влекут за собою помыслы сладострастия, как избавиться от нападения их?
— Пойди умом твоим во ад и чрез зерцало Священного Писания посмотри на плотоугодников. Ужели и ты пожелаешь за временную греха сладость вечной погибели? Помни, что ты смертный. Смиренно проси Бога, яко победителя страстей, да отразит мысленные оные стрелы плоти, — сего врага, неукротимо бунтующего против закона ума и духа; ибо без Вышнего сделать блага не можем ни малейшего.
9. Какое средство употреблять против помыслов, сильно влекущих меня к осуждению ближнего и особенно того, который меня чувствительно оскорбляет, которого поступки кажутся несообразными званию о Христе и дерзкими и который также очевидно других братий оскорбляет, на что взирая и приемля участие в их неудовольствии, более раздражаюсь, не в состоянии быть мирным; а не быть покойным в духе — значит носить душевредную тяжесть?
— При появлении помыслов, побуждающих тебя к осуждению ближнего за нанесенную им тебе обиду, когда рассвирепевшая буря мысли устремится ко взаимному отмщению, сообрази состояние скорби твоей с бывшим состоянием скорби Спасителя мира. Сей великого совета Ангел, Сын Божий, будучи без греха, терпел великодушно величайшие скорби. Не тем ли более должны терпеть горестные случаи мы, люди грешные, достойные наказания? Мы должны также более и обвинять себя. В сем случае оружием самоосуждения мы будем сражаться с возмутителем духа нашего, невидимым филистимлянином, окрадывающим богообразный кивот души нашей. Того, напротив, который наносит нам оскорбления, мы должны почитать благодетелем нашим: он не другое что, как орудие, коим Бог устраивает наше спасение.
Таким образом, мы будем почитать обижающих нас благодетелями. И когда начнем приучать себя к самообвинению, тогда неприметно успеем во внутреннем обвинении (себя); тогда сердце наше, с помощью Вышнего, может сделаться в духовном смысле мягким, кротким. Человек сделается вместилищем благодати и мира духовного. тогда душа почувствует такой мир, которого мы в состоянии горести ощущать или, лучше сказать, вкушать не можем. Сей-то мир будет просвещать разум подвижника. Заря кротости духовной прострет свои лучи на ум, слово, умное чувство. Тогда он удобнее может отразить зло, покорить и посвятить сердце всему тому, что только спасительно. Неудовольствия будут уже казаться радостными и приятными.
10. Когда никакая святая мысль и представление не действуют на сердце раздраженное или предавшееся нечувствию, что должно делать, дабы умягчить себя?
— Должно уединяться, принудить себя к молитве, к излиянию души пред Богом. Когда несколько ослабеют волны нечувствия, тогда изыскивай причину такой хладности. Если возникло от какой-либо страсти, удали оную от себя. А когда сие столь горестное ожесточение водворилось от непроницаемых причин, то более проси Вездесущего, да отразит благодатью Своей все причины неверия — злые порождения нечувствия.
11. Каким образом согревается охладевшая душа?
— Словом Божиим, молитвою, смиренным благодарным чувствованием сердца к Богу во всех изменениях, не только наружного состояния, но и внутреннего.
12. Ощущая в себе не только склонность, но и самые действия тщеславия и желая от оного избавиться, каким образом можно успеть в том?
— Если ты будешь продолжать послушание с откровенностью, если не будешь ни в чем настоятельно склонять старших к соглашению с твоей волей и выискивать их благоволение к себе, если совершенно повергнешь свое ничтожество пред Богом, то всемогущею благодатью Его можешь, со временем, избавиться от тщеславия. Сия страсть от юности до преклонных лет и до самого гроба нередко простирается. Она не только страстных преуспевающих, но иногда и совершенных преследует, почему и требует немалой осмотрительности. Безстрастный Творец лишь может искоренить ее. О! сколь трудно избегнуть сего яда, убивающего плоды и самых зрелых добродетелей.
13. Когда я читаю книги Священного Писания, то назидательные изречения отмечаю. Должно ли так делать и полезно ли?
— Старец мой, которому, с помощью Всемогущего, повиновался я более двадцати лет, мне это запрещал. Назначенные тобою заметки неприметным образом раждают в сердце следы высокоумия, черты пагубнейшей гордости. Это познано из опыта. Когда Бог мира озарит истинным светом память твою, тогда и без замечаний будешь помнить, где о чем писано и на какой конец. Разум, просвещенный благодатью, укажет тебе в Священном Писании все, что нужно для твоего спасения. Ибо Писание, хотя вообще дано нам от Бога, как бы некоторое руководство к преспеянию, однако имеет свои разделения. Например: что особенно относится к властям, что к подчиненным, что к преклонным летам, что к среднему и малому возрастам, что к инокам, мирским лицам, супругам, девам и прочее. Но ты читай книги просто: проси Всемогущего, чтобы Он начертал волю Свою святую в душе твоей. А когда ты оную исполнишь, тогда будешь богомудр и остропамятен о Господе.
14. Видя новоначального брата в некоторых поступках неосмотрительным или делающим что-либо неблагопристойно, должно ли поправлять его?
— Если ты обязан более внимать себе, если ты не имеешь на то благословения от начальника и признаешь себя подверженным страстям, то не входи никак в те предметы и случаи, кои до тебя не касаются. Молчи. Всяк своему Господеви стоит или падает.
Старайся всемерно сам не быть соблазнителем ближних. Врачу, исцелися сам!
15. На субботу должно ли исполнять келейное правило?
— Должно, исключая праздников и тех дней, в которые бывают бдения. Поклоны должны быть поясные.
16. Если я, по случаю отлучки или какого послушания, не могу иметь другого времени для келейного правила, как самое позднее, как поступать?
— Если ты, быв в отлучке, изнемог, то успокойся, — правило оставь, смиряясь и не смущаясь о том. А когда послушание будет умеренное, постарайся совершить твое правило и получишь от того немалую пользу. Так, однако же, делай до десяти часов. А когда сие время протечет, то, прочитав со вниманием вечерние молитвы, успокойся, творя молитву Иисусову, доколе уснешь, дабы готовее быть к утрени и к продолжению послушания на следующий день, если угодно будет Богу благополучно тебя восставить. Но это должно относиться только к послушникам.
17. Я весьма желаю исправить себя, но все увлекаюсь стремлением страстей. Что должно делать для преодоления их?
— Желай, и Бог всемогущий даст тебе по сердцу твоему; ибо начало добродетелей и источник есть расположение, желание добра о Господе. Страсти победить сам собою человек не может. Это дело десницы Вышнего, действие силы Божеской. С нашей стороны должно только непосредственно хранить данное нам от Бога святое произволение и по оному прилагать старание достигнуть в сторону безстрастия. И Вышний, без сомнения, совершит подвиг желающего. Итак, если желаешь воскреснуть от гроба страстей, то имей о том всегда внимательную мысль, попечение, неуклонную деятельность, ревность. Уповай на Бога, могущего показать силу Свою в немощах наших благодатью Своею, и спасешься.
18. Каким образом избавиться от рассеяния мыслей и в самой молитве?
— Молясь устами, молись и умом, то есть заключай ум в силу слов молитвы.
Если увлечешься размышлением о каком-либо предмете, то, ощутив свою неосмотрительность в том, углуби свое внимание в молитву. Всегда поступай так и ощутишь пользу.
Постоянство ума привлекает особенные действия благодати.
19. Сильно одолевает меня леность. Как избавиться от нее?
— Если ты нерешительно будешь сражаться с леностью, то никогда не победишь оной. А коль скоро восстанешь против нее с твердым намерением, хотя не без внутренней болезни, то с помощью Божиею можешь одержать победу. Отражать, хотя и быть гониму, есть знак верного и доброго воина; но обращать всегда хребет прилично одному ленивому оруженосцу. Человек до гроба должен наблюдать за собою относительно сего порока, дабы не услышать в последний день ужаснейшего определения Сердцеведца: лукавый рабе и ленивый!..
В Писании сказано: «побеждающему», а не победившему, потому что мы без помощи Вышнего не можем одолеть врага совершенно, не можем никогда приобрести над ним никакого перевеса. Только побеждающему дается венец, и только тому, кто выходит на борьбу с твердым намерением вести брань до последнего издыхания и никогда не оставляет оружия в минуту самых ужасных опасностей; будучи даже в невольном плене, не предает сердца своего врагу. Таковой, хотя и бывает иногда разбит, никогда не послабляет своего священного рвения, жертвует собою неуклонно с духом надежды и потому успевает, и за одно свое намерение венчается, как храбрый и достойный небесных почестей.
20. Как избавиться от угнетения духа уныния?
— Вероятно, ты увлекаешься к нему собственною волею. Если оставишь самораспоряжение и будешь начинать всякое дело с благословением Божиим, то с благословением пожнешь мир душевный и прочие плоды Св.Духа. Если оставишь совершенно свою волю, то никогда не будешь ощущать тягостного мрака уныния. Свирепейшие волны страстей утихнут. На их месте возникнут: ясность мыслей, тишина помыслов, кротость духа, нелестный мир, которые приосенят тебя и водворятся в душе твоей. Если ты сохранишь непрерывное внимание и самонаблюдение, то уподобишься мудрым девам и внидешь в чертог безсмертного Жениха. Жених грядет в полуночи. Блюди же, да не отягчишь сердце свое унынием. Даждь славу Господеви Богу твоему, прежде даже не смеркнется. Гряди во имя Господне путем самоотвержения, если желаешь истинно спастись. Уныние преследует всех; даже в великих людях уничтожает спасительные плоды трезвения. Но в простом и истинном послушнике оно не должно иметь места. Кто себя отвергся с упованием на Бога, — о чем когда будет унывать? — В таковом врагу оскудеша оружия в конец.
21. Услышал я о представлении к монашеству некоторых братьев, особенно тех, кои вступили в сию обитель после меня. Я, равно желая принять ангельский образ, и не имея на сие благословения начальника, весьма о том безпокоюсь и сетую, не достигая цели. Каким образом водворить в себе потерянное чрез то спокойствие духа?
— Во-первых, ты должен смиренно и без дальнего рассуждения покориться воле Божией. Решение начальника есть воля Правителя всяческих. Посему кто не повинуется начальнику, тот не повинуется воле Божией, всем управляющей. А кто не повинуется хотению Божескому, тот горестно подвергает себя удалению благодати, тлетворной печали духа, нестроению, бедствию и всем безрассудным предприятиям. Те, которые прежде тебя представлены к монашеству, вероятно, и должны почитаться достойнее. Желая получить внешний образ ангельского обручения, потщись прежде сделаться внутренним Ангелом. Без внутреннего монашества одно наружное не спасет тебя. По намерению твоему и званию подражай по силе жительству древних святых отцов и веруй, что всеми нами управляет всемогущий Бог. Начальника почитай исполнителем святой и прозорливой воли Его, ибо он таинственно носит образ Иисуса Христа. Так веруя, конечно, не будешь безрассудно приступать к начальнику. Да и смеем ли мы на Господа Иисуса Христа иметь возмущенный дух, когда и с ненавидящими мира мы обязаны быть мирными, кроткими, благопокорливыми? Но о сем я более говорить не стану. Если Бог взирает на сердце и произволение и призирает на дела каждого, если Он видит все будущие действия наши и самую кончину жизни, то должно ли сомневаться, что Он, яко всеблагий, устраивает о нас все лучшее? Бог только восхощет, естество уже и теряет свой порядок; ибо благодать Его сама собою есть, без сомнения, превыше всякой мудрости и сил мира сего. Что Бог предположил, того никакой совет человеческий разрушить не может. Конечно, Богу неугодно, чтоб ты был воспринят в ангельский чин. Если ты сделаешься Его достойным, то будь уверен, что или пред кончиною удостоишься оного, или, по разрешении от тела, от Ангелов будешь представлен ко Господу в чине иноческом. Это истинно. И если ты имеешь в душе сколько-нибудь веры, превышающей разум, то сможешь сие принять. Но если ты такой веры не имеешь, потщися веровать и со святым апостолом Петром взывай: Господи, приложи ми веру.
Бог зрит на произволение.
Возьми в пример блаженную Таисию, которая, бывши непотребною женщиною, мгновенно, посредством одного решительного самоотвержения, сделалась совершенною инокинею. Когда она возымела произволение быть единственно рабою Бога и с непоколебимостью предала сердце свое водительству Иисуса Христа и когда в такой решительности постигла ее на пути чувственная смерть, тогда спутник ее, преподобный Иоанн, обративший ее помощью Вышнего от стезей разврата на спасительный путь покаяния, к величайшему удивлению, увидел чистою душою, как Ангелы восхитили в неприступный свет примиренную с Богом душу Таисии. Она еще не достигла пустыни, не знала, в чем состоит жизнь иноческая, не была облечена в вожделенный ею образ оный, но, посредством обращения к Богу и презрения самой себя, мгновенно удостоилась премилосердного суда Господня и переселения в нерукотворные Божии обители. Не совершенною ли она посему сделалась инокинею? Тайной воле всевысочайшего милосердия угодно было прекратить дни ее в минуту решительного произволения; и вот один благой помысел ее венчается наравне с самым делом. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. если ты желаешь иметь на сие еще яснейшее доказательство, то посмотри очами смирения и веры на того послушника, который, за благое произволение и достойную жизнь, тотчас по погребении облечен был Ангелами в схиму, что мы видим в истории печорских святых отцов. Но увы тому схимнику, с которого суд Божий определил снять внешний образ, в доказательство внутреннего его безплодия!
Если и ты облечешь себя о Христе во образ внутреннего инока, то не безпокойся много о внешнем образе, хотя и непогрешительно желать сего. Сердцеведец, всегда лучшее о нас строящий, по мере твоей веры и дел, Ему угодных, устроит о тебе. Вспомни о преподобном Пимене многоболезненном. Множество окажется монахов единственно по произволению, хотя они в здешнем мире не могли, по судьбам Мироправителя, быть постриженными от рук смертных. Преподобная Пелагия лишь только получила просвещение, познала истинную веру, как пожелала принести плоды, достойные покаяния. Крепостью неописанных подвигов сделалась она преподобною, хотя и не была облечена в мантию от человеков. Мантия означает тесноту, обещание вольной нищеты, чистоты, послушания и смирения монашеского жития; но мантия внутреннего облачения, предопределенная от Вышнего в награду вечную на небесах, есть священнейшее возложение одежды Святого Духа.
22. Должно ли верить снам, которые (по-видимому) живо представляют будущность?
— Не должно, хотя бы они в своем роде и действительно были; ибо чрез вероятие снов многие прельстились. Любомудрый старец Феостирикт, сочинивший Параклис Пресвятой Богородице, вверившись снам, наконец так прельстился, что погиб. Посему тот весьма искусен, кто не верит и живейшим представлениям.
1. Что такое осуждение, и почему отцы применяют осуждающего к антихристу?
— Осуждение есть, когда ты, видя или зная грех или порок брата твоего, говоришь от сердца: «он, по моему мнению, достоин или муки, или казни, или болезни». тогда ты становишься якобы судия ближнего и хочешь возсесть на престол Единого Судии Христа; потому за гордое безумие твое ты и применяешься ко антихристу. Иное есть злоречие и оглаголание, но это еще не осуждение. Ино есть соблазн, когда невольно, по естественному чувству, душа соблазняется на постыдное дело или слово. Молчание отцов, занимавшихся внутренним деланием, не знало грехов ближнего, а видело только одно свое падение.
2. Могу ли я на исповеди говорить о согрешившем со мною в слове или в деле?
— Разве ты хочешь каяться за него? Если он не хочет сознаться в своем грехе, говори только о своем: согреших злословием, или страстными разглагольствованиями, или чем-либо от таковых.
3. Могу ли я предложить брату принести покаяние старцу в соделанном вместе словесном грехе?
(Старец улыбнулся.) — Слишком велико твое радение о спасении брата твоего. Думаю, что помолиться лучше, чтобы Господь Сам то ему внушил.
4. Отцы говорят, что подробное изъяснение блудных помыслов и дел напрасно, что довольно объяснить их кратким общим словом, что воспоминание о них сквернит уста и помыслы. Так ли это?
— Это так. Отцы были опытнее нас в душевных делах. Но каждому человеку различное правило. иной старец может безстрастно и безвредно выслушать твое исповедание. Да и ты, положим, можешь не очень страстно и с сокрушением исповедываться подробно и, ко смирению твоему, посрамить себя, потому и подробное исповедание (хотя и редко) бывает на пользу. Но, видно, старцы знали великое милосердие Божие, не желающее крайнего пристыжения нашего, потому и не заблагорассудили исповедание худых помыслов сократить. Иногда тебе диавол внушит их, и ты будешь являть не свои помыслы, а его навеяние, и он поругается тебе во благом. Иногда и старец, не очень твердый, не вывеет помыслы твои из уха своего сердечного.
5. Поэтому злые и хульные помыслы на старца, на его жизнь и слабости лучше умалчивать?
— Каков старец. Лучше умалчивать о подробностях помыслов, а сказать только вообще, что были хульные помыслы на вас. диавол иногда хочет поругать и похулить твоими устами старца; а ты потешишь диавола, ставши его передатчиком. Если же старец опытен, то он, не злобясь, тебе это разъяснит; а если малосилен, то возмутится, особливо если такая брань твоя будет продолжительна. Старец может отринуть тебя за твою и свою неопытность. Обличение старца редко Господь попущает сделать младшему, хотя мы должны возлюбить обличающих нас.
6. Как же узнать: какие помыслы собственно наши и какие от противного?
— Мне сказывал один коневский пустынник, что, занимаясь немалое время умным вниманием, он не мог отличить свои помыслы от вражеских. Враг, увлекая мысль твою на что-либо, не говорит тебе: «иди, сделай то и то», а как будто думает за тебя и говорит тебе мыслью твоею: «мне хочется сделать то и то; я полагаю, что это полезно, а это вредно; я решился на то и то». И все это частенько не твои, а вражеские помыслы, прикрытые твоим или его я. Ты полагаешь, что это твои мысли. Нет, ты только слушаешь вражеские внушения.
7. Некоторые священники-богословы требуют тончайшего исповедания для очищения души?
— Оставим их, — это их дело. А могут ли они свои правила выполнить, например, если исповедников у иного пятьсот в три часа?
8. Всем ли дается умная молитва?
— Кого посетит Господь тяжким испытанием, скорбью, лишением возлюбленного из ближних, тот и невольно помолится всем сердцем и всем помышлением своим, всем умом своим. Следственно источник молитвы у всякого есть; но отверзается он или постепенным углублением в себя, по учению отцов, или мгновенно Божиим сверлом.
9. Некоторые знаемые мною отцы имеют великую любовь к Матери Божией и хвалятся тем. Мне сомнительно в них такое усердие.
— Да! Кто выставляет на вид свое ублажение, в тех сомнительно. Иногда мы хвалимся и нашими молениями, а между тем далеки от Царицы Небесной. Матерь Божию восхвалим Ее добродетелями — чистотою, смирением, а не нашим восхвалением.
10. Какие книги свв.отцов лучше читать: Лествичника, Исаака Сирина или аввы Варсанофия?
— Слова святых деяниями читай.
11. Что скажете об акафистах, которыми иные переполняют свои правила?
— Слова акафиста кто понимает так, как их песнописец, и вникает в каждое их слово, тот и в акафисте молит, или хвалит не без ума. Только бы он не приписал себе и своему уму чужие труды и чужие слова, псалмы или гимны — мы только их чтецы. Еще не все прочетшие Псалтирь — Давиды, и не все прочетшие каноны — Дамаскины. Лучше простое, всем нам близкое мытарево моление.
12. Как легче спастись? Каким путем? Я о себе только спрашиваю.
— Вообрази, что Господь Иисус Христос ходит по земле со всею Своею простотою человеческою и Евангельскою. Ходя при Нем, был ли бы ты лучше, нежели теперь?
Подумавши, я отвечал старцу: полагаю, что остался бы по-прежнему, без особенной благодати Божией. Мало ли было последовавших Христу и отпавших?
Вопрос старца: А чем наипаче привлекается благодать Божия?
Ученик: Не ведаю, батюшка.
Старец: Если бы ты был, яко апостолы, простосердечен, то не скрывал бы своих человеческих недостатков, не притворял бы особенного благоговения, ходил бы не лицемерствуя, — этот путь, хотя как будто легкий, но не всем дается, не всем понятен. А этот путь ближайший ко спасению и привлекает благодать Божию. Непритворство, нековарство, откровенность души — вот что приятно смиренному сердцем Господу. Аще не будете яко дети, не внидете в Царствие Божие.
13. Отчего я досадую на приходящих к вам, на их глупости, на их невежество, хоть и знаю, что многие пользуются вами?
— От того, что сердце твое не сокрушенно. Кто болит любовью к ближнему, тот мало замечает их глупости, а молит Господа со страхом, да внушится, что сказать ближнему на пользу, и дело совета исполняет благоговейно, яко дело Божие. Иногда и после молитвы не находишь ответа полезного. Тут устыжаешься и окаяваешь самого себя. При таком чувстве собственного недостоинства не до глупостей человеческих. Готов всякому сказать: помолися обо мне, рабе Божий.
14. Отчего я вас иногда так люблю, как вот теперь (при этом у меня были слезы на глазах и голос дрожал), а иногда на вас досадую за множество к вам приходящих и стужающих вам?
— Поймешь ли ты меня? Оттого, что ты еще не монах, а мимоходящий, еще не оторвался от мира. Ты на лету хочешь схватить мои слова, мимоходом спастись, наскоро научиться. Потому у тебя и восторги, целование батюшкина плеча или руки. А я при отце Феодоре был к нему без фанатизма, мысленно же готов был кланяться ему в ноги с сыновним почтением. Посмотри на игуменью Анатолию и мать Аркадию. Они не завидуют приходящим ко мне, готовы уступить всякому свое время и место, а между тем любят меня более твоего, потому что слова мои исполняют делом. Когда-то Господь и тебя совсем освободит от мира? Может быть и ты возлюбишь ближнего своего, яко сам себя. Не желаю тебе и после того Тавифина устроения.
— Упоминаемая матушка Тавифа жила в Борисовской девичьей пустыни, Курской губернии, и была не только строгая по житию монахиня, но и бойкая старица, принимала участие в других и многих наставляла. Но сама была восторженного настроения духа и искала высокого в духовной жизни, не презревши еще вполне человеческой славы и не очистивши себя и от других страстей; недостатки же других судила строго, вероятно, по недостатку собственного смирения. Хотя и много была вразумляема старцами, но не оставляла неправильного своего стремления и восторженного настроения; через что и впала в прелесть вражью и скончалась в помешательстве ума или в полупомешательстве.
Слова же старца Льва, что, может быть, и он возлюбит ближнего своего, яко сам себя, сбылись более тридцати лет спустя после кончины старца Льва. Отец игумен Антоний Бочков, отказавшись от настоятельства в Череменецком монастыре, в 1871 году поместился в скиту Николо-Угрешского монастыря, близ Москвы. В этом году в Москве стала усиливаться холера, и потому просили Угрешского настоятеля прслать в Москву иеромонахов, в помощь московским священникам, для напутствования больных и умирающих и для отпевания умерших. Тогда отец Антоний сам изъявил желание посвятить себя этому делу человеколюбия, и в начале 1872 года перешел в московскую больницу чернорабочих, где для него была устроена особая келья. В продолжении двух месяцев семидесятилетний старец-игумен ежедневно исповедовал многих больных и приобщал Святых Христовых Таин, и сам каждый день приобщался; также соборовал человека по три в день и, случалось, человек по шести в день отпевал умерших, в зимнее время, в холодной часовне. Исполняя все это, отец Антоний говорил о себе, что во всю свою жизнь никогда не пользовался таким здоровьем и не был так покоен духом, как в это время. 17 марта, в день бывшего своего тезоименитства, на память Алексия, человека Божия, сам заболел тифом и 5-го апреля скончался. Похоронен в Николо-Угрешском монастыре.
Copyright © 2003 — ds
Слава Богу за все!
Webmaster: ds