Житие *
святого благоверного князя
Александра Невского

Дни памяти: 23 мая/5 июня; 30 августа/12 сентября;
23 ноября/6 декабря


Святой благоверный великий князь Александр Ярославич родился в 1219 году, 30 мая, в городе Переяславле.

Отец Александра Ярославича, великий князь Ярослав Всеволодович, по отзывам его современников, был кроткий, милостивый, благочестивый, всеми любимый князь. Мать благоверного Александра, благоверная княгиня Феодосия, своим благочестием и подвижничеством еще при жизни своей приобрела от современников имя святой княгини. Под надзором благочестивых, нежно любивших его родителей и проходили детские годы жизни благоверного князя Александра.

По тогдашнему обычаю его рано начали учить, и так как при воспитании больше всего заботились тогда о развитии в душе ребенка страха Божия и благочестия, то и учили благоверного князя прежде всего священным книгам — Евангелию, Псалтири, любимой в святой Руси священной книге, в мудрых словах которой наши благочестивые князья искали и находили себе утешение в самые тяжелые минуты своей жизни, когда ни от кого, кроме Господа, нельзя было ожидать ни помощи, ни утешения.

Господь с детских лет готовил в благоверном князе Александре светильник, горящий верой и добродетелями. По свидетельству древнего описателя жизни благоверного князя, никогда он не предавался детским забавам и развлечениям. Любимым его занятием было чтение священных книг, любимым отдыхом — пламенная молитва к Господу, пример которой он постоянно наблюдал в лице своей благочестивой матери. Пением церковных песнопений услаждал он свою душу, постом и воздержанием укреплял и развивал свои телесные силы.

Наряду с книжным обучением в княжеской древнерусской семье много внимания обращалось и на воспитание физическое: на развитие силы и ловкости, умение владеть мечом и копьем, ездить на коне и т.п., так как князь должен был быть опытным не только в подвигах духовных, но и в подвигах ратных, должен быть не только воином Христовым, но и воином земным, уметь защитить Святую Церковь и силой слова и, когда это требовалось, силой меча. И благоверный князь Александр, непобедимый витязь, как называли его современники, в совершенстве усвоил эту сторону княжеского воспитания и для своих соратников был не только руководителем, но и образцом воинской доблести.

Рано начинали подготовлять юных князей и к предстоящей им правительственной деятельности. И здесь для благоверного Александра высоким примером и образцом для подражания мог служить знаменитый отец, этот, по отзыву современников, страдалец за Русскую землю, положивший душу свою за вверенную ему Богом в управление страну.

Но недолго благоверному князю Александру пришлось жить под родительским кровом и попечением; очень рано пришлось ему вступить на самостоятельный жизненный путь.

Богатый в то время Великий Новгород, владевший почти всем теперешним севером Руси, — вольный город, сам предписывавший себе законы и порядки, сам выбиравший себе князей и удалявший их, — предложил княжеский стол отцу благоверного князя Александра — Ярославу. Ярослав Всеволодович принял это предложение; но он не смог примириться с тем подчиненным положением, в каком находился князь у новгородцев. По примеру некоторых из своих предшественников он стремился усилить значение княжеской власти в Новгороде, устранить беспорядки в жизни этого вольного города и этим скоро вызвал против себя недовольство новгородцев. В 1228 году, разгневавшись на новгородцев за их непокорность, Ярослав Всеволодович удалился в свой Переяславль, оставив в Новгороде, на попечении доверенных своих бояр, двух малолетних своих сыновей — Феодора и Александра. 5 июня 1233 года совершенно неожиданно скончался старший из княжичей, в то время как шли приготовления к его свадьбе, и благоверный князь Александр остался обиноким в чужом для него городе.

Нелегко было его положение здесь. С одной стороны, свободолюбивые новгородцы хотели, чтобы молодой князь не выходил из под их воли, послушно исполнял их желания, считался с их вольностями и обычаями. С другой стороны, твердый в своих стремлениях, Ярослав Всеволодович требовал от сына идти той же дорогой, какой шел он, заботиться о возвышении в Новгороде княжеской власти, не считаясь со вспышками недовольства этим новгородцев. Сколько от юного князя требовалось твердости воли, осторожности и в то же время умения обращаться с людьми, снисходительно относиться к их взглядам и привычкам, чтобы, выполняя план отца, привлечь к себе доверие и любовь новгородцев, не хотевших поступиться чем-либо из своих вольностей. Он жил здесь как бы между двух огней, всегда настороже, успешно обходя все трудности. Им доволен был отец; его полюбили новгородцы, называли его «наш князь» и гордились тем, что у них княжит Александр, которого каждая русская область хотела бы видеть своим князем.

И не одним умом, мудрым управлением привлекал к себе умы и сердца новгородцев благоверный князь Александр. Привлекали их к святому князю и его редкие душевные качества, а также наряду с духовной красотой необычайная красота телесная, которая поражала всех, кто хоть раз видел благоверного князя. О том неотразимом впечатлении, которое производил благоверный князь Александр своей внешностью, в древнем его житии сохранилось следующее известие.

В Новгород прибыл один из немецких рыцарей, по мени Андриаш. Пораженный дивной красотой благоверного князя Александра, он, по возвращении на родину, в следующих словах передавал своим соотечественникам свои впечатления: «Я прошел многие страны, видел много людей, но ни среди царей, ни среди князей я не встретил ни одного, который мог бы сравняться с князем Александром».

Такое же впечатление произвел величественный образ благоверного князя Александра и на страшного завоевателя Руси — Батыя. Что же касается русских людей, современников святого Александра, то они, описывая внешний вид своего князя, подобно немецкому рыцарю, не могли подыскать сравнений из современной жизни. По красоте они сравнивали благоверного князя с патриархом Иосифом, которого фараон поставил начальником над всей Египетской страной, по силе — с ветхозаветным судьей Самсоном, по уму — с царем Соломоном, по мужеству и военным доблестям с древним римским императором Веспасианом.

Когда благоверный князь говорил с народом или отдавал приказания своим воинам, то — замечает современник — описатель жития князя, его голос звучал как труба.

Но еще больше привлекал к себе благоверный князь своей духовной красотой, которая современникам его казалась такой же необыкновенной, как и красота телесная. «Он был милостив паче меры», — заметил летописец.

Милосердие представляло собой отличительную, наследственную черту в княжеской семье благоверного князя Александра. Ею отличались его родители — Ярослав и Феодосия, ею стяжал себе общую любовь дядя благоверного Александра великий князь Владимирский Юрий Всеволодович, ее заповедал предок святого Александра великий князь Киевский Владимир Всеволодович Мономах, великий древний милостивец, привлекавший к себе всех своей щедростью и готовностью помочь каждому нуждавшемуся.

События новгородские, при которых проходила юность благоверного князя Александра, особенно должны были содействовать развитию в святом князе этой унаследованной им от предков черты. Богатый, торговый Новгород, вследствие не вполне благоприятных почвенных условий для земледелия, нередко страдал от недорода и безхлебья. В такое время цена на хлеб поднималась высоко, и бедному люду иной раз угрожала голодная смерть. Подобное несчастье и произошло в первые годы жизни благоверного князя Александра в Новгороде.

В 1230 году, вследствие раннего мороза, в новгородской области погибли все озимые посевы. Подвоза хлеба не было, так как и в других местах Руси был недород. Незначительную помощь новгородцы могли получить от западных своих соседей — немецких купцов, с которыми Новгород вел оживленную торговлю. Но того, что могли доставить иностранные купцы, было слишком мало. За недостатком хлеба начали есть мох, липовую и сосновую кору, желуди, потом принялись за конину, собак и кошек; но и этой пищи не хватало. Множество непогребенных трупов людей, умерших от голода, валялось ро улицам; некому было позаботиться о их погребении, каждый жил под страхом такой же ужасной смерти. Голод, казалось,заглушал в сердцах людей все человеческие чувства. Брат брату, отец сыну, мать дочери отказывали в куске хлеба. родители продавали детей в рабство, только бы добыть себе этот несчастный кусок. Наконец, обезумев от голода и отчаяния, начали есть человеческие трупы, а некоторые доходили до такого неистовства, что нападали на живых людей, убивали их и поедали. дороги и улицы опустели, каждый боялся выходить или выезжать из дома. Никакие казни не останавливали пойманных и уличенных; голод пересиливал страх наказания и смерти. Всякий гражданский порядок приходил в разрушение: начались грабежи, поджоги жилищ, с целью отыскать какие-нибудь запасы хлеба; началась братоубийственная резня. Благоверный князь Александр, тогда почти еще ребенок, переживал вместе с новгородцами все эти ужасы, и нужно представить, как они повлияли на его впечатлительную детскую душу. Но это несчастье не было единственным. Не один раз повторялись, в меньшей лишь степени, такие же бедствия и позднее; напоминая собой пережитое, они вселяли страх и за будущее.

В благоверном князе эти несчастья бедного люда вызывали к нему особую жалость. По свидетельству древнего жизнеописания, Александр Ярославич был истинным другом всех нуждающихся и обездоленных, отцом вдовицам и сиротам, питателем нищих и убогих. Памятуя заповедь Спасителя: не собирать себе сокровищ на земле, он щедро оделял нуждающихся, и из княжеского дома никто не уходил неудовлетворенным в своей просьбе.

Наряду со страшными бедствиями Божиего наказания, благоверному князю Александру, живя в Новгороде, приходилось много наблюдать и бедствий, происходивших от человеческого произвола и несправедливости.

Свободный город, так дороживший своей вольностью, не всегда и не ко всем был одинаково справедлив и заботлив. В народных собраниях, на которых решались все государственные дела, нередко под влиянием богатых людей проходили такие постановления, которые тяжело отзывались на судьбе людей бедных и справедливо вызывали с их стороны ропот и недовольство. Обиженные не всегда могли найти защиту у людей, стоявших у власти, так как обычно эта власть, приводившая в исполнение постановления народных собраний, принадлежала тем же богатым людям. И нередко недовольство переходило в открытое возмущение; враждующие стороны жестоко расправлялись с теми, кто казался им главным виновником; на Волховском мосту происходили ужасные зрелища: живых людей сбрасывали в реку, и только голос новгородского святителя, призывавший забыть вражду и злобу, очистить себя молитвой от братской крови, останавливал вражду. Новгородский князь не мог в таких случаях предпринять что-либо для успокоения города, он вынужден был оставаться сторонним зрителем происходивших ужасов, так как его вмешательство вместо успокоения могло бы вызвать еще большее раздражение. По новгородским взглядам, не дело князя вмешиваться во внутренние новгородские дела.

Бывали затем случаи, когда повод к народным волнениям подавали и сами князья, и особенно их бояре и дружинники, не всегда справедливо относившиеся к местному населению. Много заботился благоверный князь Александр о том, чтобы его подчиненные в своем отношении к населению не подавали никаких поводов к недовольству или жалобам. Мудрые советы давал он своим дружинникам о том, как нужно им пользоваться своей властью.

— От Бога, — говорил он, — получили мы власть над людьми Божиими и в страшный день суда Божия должны будем отдать отчет в пользовании этой властью. Оградив себя страхом Божиим, помня этот день всеобщего воздаяния — каждому по делам его, — со всей справедливостью производите суды; не смотрите на лица и положение тяждущихся, будьте одинаково внимательны как к богатому, так и к бедному. Наказывая виновных, не будьте жестоки, соразмеряйте милостью наказание. Ничего не делайте под влиянием гнева, раздражения и зависти. Не забывайте нуждающихся, помогайте всем, творите «нещадную» милостыню, чтобы и себе заслужить милость Божию.

Несомненно, что благоверный князь Александр не ограничивался лишь подобными наставлениями, но, помня завет мудрого своего предка — Владимира Мономаха, советовавшего князю во все вникать самому, не поручать делать другим того, что сам можешь и должен сделать, — внимательно следил за действиями своих приближенных. И благодаря этому почти никогда не нарушались мир и согласие между князем и новгородцами, ни разу не высказано было со стороны последних упрека князю или его дружинникам. «Князь наш без греха» — вот отзыв новгородцев о святом Александре. Этот отзыв они повторяли и в такие минуты, когда, под влиянием недоброжелателей, обычное согласие готово было рушиться, когда, забывая о заслугах князя, виновники раздора готовы были сказать обычные в таких случаях слова: «Ты, князь, сам по себе, а мы сами по себе», то есть больше нам не нужен, иди, куда хочешь.

Но не с одними трудными условиями новгородской жизни приходилось иметь дело благоверному князю Александру. В годы его юности Господь ниспослал великое испытание и всей Русской земле. Еще в 1223 году на юге Руси появился страшный завоеватель, никому до того времени не известный — татары. Южнорусские князья потерпели от татар страшное поражение на берегах речки Калки, от которого, по словам современников, на целые двести лет печальна стала Русская земля. Но победитель, как бы удовольствовавшись этой победой, не продолжал своего наступательного движения, оставил на время Русь в покое. На северо-востоке Руси не обратили должного внимания на грядущую беду, не думали о том, что страшный враг может появиться опять. Среди князей шли раздоры, которые еще больше ослабили Русь. И вот когда через четырнадцать лет после Калкского разгрома снова в пределах Руси появились татары, они не встретили на своем опустошительном пути почти никакого отпора. Предводитель татар Батый, переправившись со своими ордами через Каму и Волгу, опустошал одно за другим русские княжества. Рязань, Москва и стольный град тогдашней северо-восточной Руси Владимир представляли собой одни развалины. Великий князь Юрий Всеволодович попытался было остановить татар, дал им битву на реке Сити, но потерпел поражение и сам погиб в этой несчастной битве.

Разорив другие встретившиеся на их пути города, татары подвигались к Новгороду. Но, замечает современник этих страшных событий, молитвами новгородских святителей, князей и преподобных, Господь защитил Великий Новгород и новгородского князя: не дойдя ста верст до Новгорода, татары поворотили на юг, пошли разрушать матерь русских городов — стольный град Киев.

Со времени этого нашествия начался в русской истории тяжелый период, известный под именем татарского ига, Великокняжеский престол занял отец благоверного князя Александра Ярослав Всево­лодович. Приехав во Владимир, столицу тогдашней Руси, он нашел здесь лишь развалины и трупы. Началась неутомимая деятельность князя: очищен был город от трупов, возвращено и успокоено разбе­жавшееся население, восстановлен порядок. Но полного спокой­ствия не было, так как никто не знал, что предпримет грозный завоеватель, чем закончит он свой разрушительный набег. Боялись всю­ду нового нападения хана на Русь и повторения прежних ужасов. Население было так напугано, что, по словам современника, заслы­шав лишь одно слово: «татары», каждый бежал, куда придется, не зная, куда бежать.

Ярослав Всеволодович для успокоения народа и для того, чтобы выяснить, какие отношения будут у хана к России, поехал в Орду просить милости у Батыя. Много трудов, огорчений и унижений при­шлось пережить и испытать благоверному князю за это путешествие, чтобы склонить на милость грозного хана. Но Ярослав Всеволодо­вич сумел расположить к себе Батыя. Современник-летописец сооб­щает даже, что в Татарской Орде с честью приняли русского князя и, отпуская его на Русь, передали ему верховную власть над всеми рус­скими князьями.

Русские люди могли теперь несколько успокоиться от пережитых ужасов и от тревожных мыслей о будущем. Правда, татары потребо­вали от русских поголовной, очень тяжелой дани и беспрекословного исполнения всех их требований, но они не беспокоили их своими, набегами, жили вдали от них, оставили неприкосновенными порядок русской государственной жизни и, что особенно было важное — русскую веру, эту основу гражданского порядка Древней Руси и залог ее будущего возрождения — освобождения от тяжелого ига.

Проживая в Новгороде, вдали от татар, благоверный князь Александр Ярославич не принимал ближайшего участия в деятельности своего отца по восстановлению порядка в северо-восточной Руси. Да об этом и некогда было ему подумать. Одновременно с тем как северо-восточной Руси грозила гибель от татар, северо-западным, русским городам — Великому Новгороду и Пскову угрожал не менее опасный враг — шведы, немцы и литовцы.

Пользуясь разгромом Руси татарами, невозможностью со стороны великого князя подать помощь новгородцам и псковичам, они усилили свой натиск на пограничные русские города и надеялись без особых усилий подчинить их своей власти.

Страшная опасность угрожала русскому северо-западу. Дело шло здесь не только о возможности утратить свою политическую само­стоятельность, оказаться оторванными от Русской земли, но утратить и веру Православную. Западный враг делал дерзкое покушение на эту вековую русскую святыню, которой не тронул даже языческий завоеватель. Уже давно со стороны пап раздавался призыв о необходимости бороться против «схизматиков», силой меча, потоками крови привести их в подчинение пап и католической церкви. Татарский погром представлялся для этого, по-видимому, очень благоприятным временем, и неудивительно, если призыв к борьбе против Православия стал настойчивее раздаваться со стороны высшего представителя католической церкви и внимательнее выслушивался некоторыми из его духовных чад. Но в лице благоверного князя Александра Ярославича Господь воздвиг такого могущественного непобедимого защитника Православной веры, против которого ничего не могли сделать католики.

Благоверный князь Александр предвидел неизбежность борьбы и подготовлялся к ней. В 1239 году он женился на дочери Полоцкого князя Брячислава, одного из окраинных русских князей, которому еще больше, чем Новгороду, угрожали католики. В лице своего тестя Александр Ярославич приобрел таким образом надежного, хотя и не сильного союзника. Венчание князя происходило в Торопце, брач­ные пиры — в Торжке и Новгороде. И как только окончились брач­ные торжества, благоверный князь Александр тотчас принялся за важное дело — устройство укреплений на границах новгородско-псковских земель, откуда можно было прежде всего ожидать нападе­ний. На реке Шелони был построен ряд крепостей. Но неприятель не дал закончить эти подготовительные работы по укреплению новгородско-псковских границ. Через четыре года после Батыева наше­ствия началась упорная борьба с западным врагом, не прекращавша­яся в продолжение почти всей жизни благоверного князя Александ­ра Ярославича. Первыми начали борьбу шведы.

В то время на шведском престоле был королем Эрих. Ближайший родственник короля — Биргер, отважный рыцарь и полководец, про­славившийся уже своими смелыми набегами на теперешнюю Фин­ляндию и пограничные с ней новгородские владения, рассчитывал после бездетного Эриха занять шведский престол. Новыми победами он хотел снискать себе народную любовь и, подстрекаемый папой, начал войну против Руси. С большим отрядом войска, в состав кото­рого входили, кроме шведов, норвежцы и финны, сопровождаемый католическими епископами, Биргер в 1240 году неожиданно для рус­ских появился на устье реки Ижоры и послал в Новгород дерзкий вызов благоверному князю Александру: «Я уже в твоей земле, опус­тошаю ее и хочу взять в плен и тебя. Если можешь мне сопротивлять­ся — сопротивляйся». Биргер был убежден в невозможности сопро­тивления со стороны благоверного князя Александра и заранее уже торжествовал победу. И действительно, его нападение было неожи­данным для новгородцев, застало их неподготовленными к отпору. Жалостно было видеть, замечает современник, что великий князь Ярослав не мог узнать о беде, угрожавшей его сыну, и вовремя по­мочь ему, и что Александр Ярославич не мог предупредить об опас­ности отца. Новгородское войско не было собрано. У Александра Ярославича была лишь небольшая дружина, которую он наскоро по­полнил новгородцами. Но он не испугался дерзкого вызова врага. Против него он искал защиты и помощи прежде всего у Бога. В нов­городском храме святой Софии, Премудрости Божией, с пламенной, слезной молитвой о помощи обратился благоверный князь к Госпо­ду, прося Его рассудить его спор с гордым врагом, не предать досто­яния Своего в руки нечестивых.

— Боже праведный, великий, превечный и всемогущий, — молит­венно взывал благоверный князь Александр. — Ты сотворил небо и землю, установил пределы владений народам и повелел жить, не пе­реступая в чужие владения. Малому стаду верных Твоих Ты дал надежду, чтобы не бояться нападающих на них. Призри и ныне, прещедрый Владыко, услышь гордые слова врага этого, похваляю­щегося разорить Святую Церковь Твою, истребить веру Православ­ную, пролить неповинную кровь христианскую. Рассуди мой спор с ним. Восстань на помощь и защити нас, чтобы не смели сказать вра­ги наши: «Где их Бог?» На Тебя, Господи, уповаем и Тебе воссылаем славу ныне и присно и во веки веков.

С такой же пламенной молитвой обратился затем благоверный князь к Заступнице рода христианского, Победительной Воеводе, Божией Матери, и к святым покровителям веры Православной и не­бесным предстателям и молитвенникам за святую Русь — благовер­ным князьям Владимиру, Борису и Глебу, а также новгородским свя­тителям и преподобным.

По окончании молитвы благоверный князь принял благослове­ние от новгородского владыки Серапиона, велел своим приближен­ным одарить нищих и попросить у них молитв, а сам вышел к своей дружине, смущавшейся своей малочисленностью, чтобы подкрепить ее на предстоящий подвиг. «Не в силе Бог, а в правде» — такими сло­вами ободрил благоверный вождь своих сподвижников. Затем с этой горстью храбрецов он быстро направился навстречу врагу, и здесь, на берегу реки Невы, в знаменательный для Руси день блаженной памя­ти ее просветителя, благоверного князя Владимира (15 июля), про­изошла знаменитая битва, за которую Александр Ярославич получил название Невского.

Чтобы подкрепить защитников Православной веры на предсто­явший им подвиг, Господь даровал им чудесное предзнаменование.

В войске благоверного Александра был один ижорянин Пелгусий, во Святом Крещении Филипп, которому Александр Ярославич вручил ночную стражу, как опытному воину, хорошо знавшему местность. Среди своих соплеменников, державшихся язычества, христианин Пелгусий отличался благочестивой жизнью; он прово­дил время в молитве, трудах и постных подвигах; и Господь удостоил этого благочестивого воина следующего чудесного видения.

При восходе солнца Пелгусий услышал со стороны реки шум от приближающегося судна и, думая, что это враг, удвоил свою бдитель­ность. Гребцы покрыты были как бы мглой, скрывавшей их лица. Видны были только два витязя, стоявшие в лодке. Светлые лица их и одежды показались как бы знакомыми Пелгусию; и вдруг он услы­шал голос, подтвердивший его предположение, рассеявший все его сомнения, радостью наполнивший его душу. Старший из витязей, обращаясь к младшему, сказал: «Брат Глеб, прикажи грести быстрее, поспешим на помощь сроднику нашему Александру Ярославичу». Это были преподобные страстотерпцы, благоверные князья Борис и Глеб, которых молитвенно призывал на помощь благоверный Алек­сандр.

Пелгусий поспешил рассказать виденное князю. Ободренный этим чудесным предзнаменованием, Александр Ярославич в тот же день напал на врага. Шведы не ожидали нападения, не думали, что противник так близко, не знали его числа и силы. Упорная битва про­должалась с утра до вечера.

Одушевленная своим вождем дружина благоверного князя пока­зала чудеса храбрости, приводила в изумление врагов. Сам Александр Ярославич был все время во главе сражающихся; он нанес рану в лицо предводителю шведов. Один из дружинников подрубил шатер Биргера; другой, увлеченный битвой, взбежал на шведский корабль, про­должая наносить своим мечом страшные удары растерявшимся от неожиданности и страха врагам. Разбитые на всех пунктах, потеряв храбрейших из своих товарищей, шведы, несмотря на численный свой перевес над русским войском, не посмели возобновить сраже­ния, остаться до утра на поле битвы. Наполнив две ямы трупами пав­ших в сражении, захватив с собой на суда более знатных из убитых, они в ту же ночь поспешили удалиться от негостеприимных для них берегов Невы. Урон со стороны русских был незначительный: убито было всего двадцать человек и в том числе один из шести наиболее отличившихся в битве воинов — Ратмир.

Но не одной храбростью дружины и ее вождя была приобретена эта славная Невская победа. Господь, ободривший русских воинов чудесным видением до начала битвы, ниспослал Свою помощь и во время ее. На другой день участники битвы с удивлением увидели мно­жество неприятельских трупов по другую сторону реки Ижоры, по­чти в непроходимом месте, куда не заходил ни один из русских вои­нов во время сражения. Ангелы Божий невидимо помогали горсти защитников святой веры против врагов, хуливших ее.

Принеся благодарение Господу за Его чудесную помощь и за одержанную победу, с великой славой возвратился благоверный князь Александр в Новгород, восторженно приветствуемый новго­родцами.

Никогда не забывала святая Русь этого славного подвига святого князя и его дружины, молитвенно вспоминала имена павших в битве воинов и навсегда сохранила за благоверным князем Александром наименование Невского. Долго помнили о своем поражении и враги. Но новгородцы, которые особенно должны бы были дорожить этим подвигом своего князя, по-видимому, скоро о нем забыли. Прошла опасность, и вскоре они рассорились с князем. Александр Ярославич оставил Новгород и ушел в Переяславль. Скоро новго­родцам пришлось раскаяться в своем неблагодарном поступке.

Услышав о неладах в Новгороде и об отъезде из города святого Александра, ливонские немцы решили воспользоваться этим и на­пали на Псков. Взяв пограничную псковскую крепость Изборск, немцы подступили затем к Пскову. Псковичи не могли выдержать осады, тем более, что среди них нашелся один изменник, который тайно впустил немцев в город. Священный град святой Ольги сде­лался теперь немецким владением. Были поставлены немцами наме­стники в городе; вслед за установлением немецких порядков нужно было ожидать и перемены веры: немцы решили открыть в Пскове католическую епископию.

Но опасность грозила не одному Пскову: немцы шли и на Нов­город. Захватив зимой новгородскую Водскую пятину, они постро­или здесь крепость Копорье, взяли Тесов, в тридцати верстах от Нов­города производили грабежи и убийства, забирали в плен и отправля­ли пленников в Ливонию. В Новгороде на всех напал страх, прекратилась торговля, ждали осады города, но отсутствие руково­дителя и вождя делало то, что к защите города готовились очень пло­хо. Тогда новгородцы и вспомнили о своем знаменитом князе, рас­каялись в нанесенной ими святому Александру обиде и решили во что бы то ни стало упросить его вернуться в Новгород. С этой целью во Владимир было отправлено новгородцами к великому князю Ярославу Всеволодовичу посольство, чтобы он отпустил в Новгород благоверного князя Александра.

Ярослав отправил в Новгород войско с сыном своим Андреем. Но новгородцам нужен был не Андрей, а Александр; они видели, что только он может избавить их от постигшей беды, и потому поспеши­ли отправить к великому князю новое посольство, во главе с архи­епископом, вторично просить на княжение Александра Ярославича. Милостивый князь не вспомнил нанесенной ему новгородцами обиды, поспешил туда, где так нуждались в нем. С его приездом в Новгороде все изменилось: быстро и успешно подготовлялись к борьбе с подступавшим к городу врагом, ко всем вернулась вера в успех и воодушевление на новые подвиги со своим героем — князем. Закончив приготовления к войне, Александр Ярославич с новгород­скими и низовскими полками направился освобождать Псков. Немцы были изгнаны из Пскова, и псковичи радостно встретили своего избавителя.

Но благоверный князь не ограничился лишь изгнанием немцев из Пскова. Нужно было упрочить покой на северо-западе Руси, про­учить врага и предупредить возможность с его стороны новых напа­дений. Благоверный князь решил наказать немцев за их нападения и грабежи наступательным движением на их же владения.

Подкрепив себя молитвой в храме Святой Троицы, перед ракой мощей благоверного своего сродника Псковского князя Всеволода Мстиславича, напутствуемый молитвами и благопожеланиями пско­вичей, Александр Ярославич направился со своими полками в Ливо­нию. Немцы не ожидали такого быстрого нападения и не могли ока­зать сопротивления: Ливония была опустошена русскими войсками. На обратном пути из Ливонии в Псков благоверный князь остано­вился на берегу Чудского озера, и здесь 5 апреля 1242 года произош­ла знаменитая битва с немецкими рыцарями, известная в истории под именем Ледового побоища.

Многочисленное войско рыцарей уверено было в победе. «Пой­дем возьмем в плен русского князя Александра; славяне должны быть нашими рабами», — хвастливо говорили рыцари. Но, надеясь на помощь Божию и веря в святость и правоту защищаемого им дела, благоверный князь не убоялся этих хвастливых слов. Не смутила его и первая неудача в столкновении с рыцарями. Легкие передовые от­ряды, посланные благоверным князем следить за движением непри­ятеля, наткнулись на главные немецкие силы и были разбиты. Часть их попала в плен, другая прибежала к князю с печальным известием о постигшей неудаче. Тогда благоверный князь остановил свои войска на льду Чудского озера возле урочища Вороний камень на Узмени и здесь начал готовиться к решительной битве.

Число его воинов пополнилось свежими силами из новгородцев, но и теперь, по сравнению с рыцарским войском, оно было слиш­ком мало. Зато эта малочисленность возмещалась воодушевлением воинов, их безбоязненной готовностью положить свои головы за правое дело и за любимого князя. Вождю не нужно было подкреп­лять ратный дух воинов; все сознавали важность предстоящего со­бытия и самоотверженно шли на битву с гордым врагом. «О дорогой и честный наш княже! Пришло время, мы все положим за тебя свои головы» — такие воодушевленные возгласы неслись из рядов рус­ских воинов.

Рыцари первые начали сражение. Закованные с головы до ног в железные латы, двинулись они на русское войско, чтобы раздавить его своей многочисленностью. Но здесь они встретили такой муже­ственный отпор, что были поражены. Вместо ожидаемого расстрой­ства или даже бегства врага, они с ужасом увидели, как ряды русских плотнее смыкались, образуя собой как бы живую стену. Рыцари были смущены и остановились. Тогда благоверный князь Александр, за­метив смущение врага, искусно совершил с частью своих полков обходное движение и напал с той стороны, откуда рыцари совершен­но не ожидали нападения. Произошла ужасная сеча. Страшный шум от ударов мечей по щитам и шлемам, от треска ломавшихся копий, стоны сраженных и утопавших не давали возможности вождям ру­ководить сражением, отдавать приказания войску. Правильного боя не было. Чувствуя свое поражение, рыцари напрягали все свои силы, чтобы только пробиться через окружавшие их кольцом русские пол­ки и избежать плена. Но и это не удалось. Лед на озере покрылся кро­вью и во многих местах не выдерживал, проваливался, увлекая за со­бою и бойцов и их оружие. До позднего вечера продолжалась битва. Потери рыцарей были громадны! Оставшиеся в живых искали спасе­ния в бегстве, но русские настигали их и убивали. На протяжении семи верст озеро покрылось трупами. Много рыцарей было взято в плен, еще более погибло, и от недавно столь грозного и многочис­ленного ополчения не осталось почти ничего.

Торжественно возвращались в Псков победители во главе со сво­им вождем. Близ коня благоверного князя шло пятьдесят знатней­ших рыцарей, позади русского войска — множество простых плен­ных. Радостно встретили псковичи своего избавителя.

«Господь, пособивший кроткому Давиду победить иноплеменни­ков, помог и благоверному князю нашему освободить град Псков от иноязычников и иноплеменников», — всюду раздавался этот радост­ный возглас.

Всюду были общая радость и ликование; все сознавали, как важ­на была эта победа, какую услугу оказал благоверный князь окраин­ному русскому городу, для которого не по силам было защищать свою самостоятельность от нападений многочисленных врагов. Ни­когда псковичи не должны были забыть этого подвига святого князя Александра Ярославича. «О невегласы псковичи! Если забудете вели­кого князя Александра Ярославича или отступите от него или от де­тей его и от рода его, то уподобитесь евреям, которых Господь осво­бодил из рабства Египетского, питал в пустыне крастелями, а они Его забыли», — говорит современник-летописец, заканчивая описание этой славной победы. Этими словами он как бы хочет предостеречь псковичей от поступка их старших братьев — новгородцев, которые так скоро забыли о невской победе и обнаружили не только свою неблагодарность, но и неумение понять и оценить подвиг своего знаменитого князя.

Торжественно отпраздновав освобождение Пскова, благоверный князь Александр Ярославич со своими полками поспешил в Новго­род, где его встретили с не меньшим восторгом и радостью, как и в Пскове.

Долго помнили в обоих русских окраинных городах о славной победе на Чудском озере и еще в конце XVI века не переставали мо­литвенно вспоминать имена воинов, павших в этой битве. Далеко разнеслась слава победителя. На берегах Варяжского (так в древнос­ти называлось Балтийское море), Черного и Каспийского морей, в Риме и в далекой Азии, замечает современник — биограф благовер­ного князя, передавали о славных победах Александра Ярославича.

В то время, как на Руси торжественно праздновали победу, в Ли­вонии весть о разгроме рыцарского ополчения быстро разнеслась и навела на всех ужас. Немцы со дня на день ожидали, что благовер­ный князь Александр не замедлит со своими полками явиться к сто­лице Ливонии — Риге, и не надеялись своими силами отразить напа­дение русского князя, защитить свою новую столицу. Магистр (на­чальник) немецкого Ордена поспешил отправить посольство к датскому королю и просил у него помощи против новгородского князя.

Но благоверный князь Александр вовсе не думал и не хотел заво­еваний. Окончив свое славное дело, освободив Новгород и Псков от угрожавшей им беды, он уехал в свой Переяславль. Тогда немцы, ус­лыхав об отъезде из Новгорода князя, поспешили прислать туда сво­их послов и просили о заключении мира и о размене пленниками. Они отказывались от всех своих завоеваний, готовы были уступить новгородцам часть своих пограничных к Новгородской земле вла­дений, только бы склонить новгородцев к миру; и мир был заключен «на всей новгородской воле», то есть на тех условиях, которые пред­ложили сами новгородцы.

Так закончилась борьба со шведами и немцами.

Для русских Невская и Чудская победы имели огромное значе­ние. Теперь не страшна была угроза иноземцев завладеть окраинны­ми русскими городами, подчинить их своей власти и принудить русских людей переменить на католичество Святую Православную веру. Сам Бог рассудил вековой спор, оградил наше отечество от коз­ней латинян, указал предел распространению немецкого владыче­ства, мощной рукой Своего угодника, благоверного князя Алексан­дра, грозно предостерег не вторгаться в чужие пределы и не посягать на русскую святыню — Православную веру. Великую услугу оказал святой Руси ее защитник, благоверный, «непобедимый», как назвали его современники — князь Александр Ярославич, и никогда святая Русь не забывала и не забудет этого великого земного подвига его.

Два сильных западных врага были побеждены и не казались уже столь грозными, как это было раньше. Но появился новый, правда не столь опасный, зато более свирепый враг — литовцы, от опусто­шительных набегов которых страдали юго-западные границы Нов­городских и Псковских владений.

По восточному побережью Балтийского моря, на равнине между устьями реки Вислы и Западной Двины, уже несколько веков жило близкое нам и по происхождению и по языку литовское племя. Бед­ное и неразвитое умственно, оно на первых порах столкновений своих со славянами должно было признать их превосходство, под­чинилось окраинным русским князьям и платило им дань. Литовцы в это время были разделены на отдельные племена, враждовавшие нередко одно с другим и не имевшие государственного устройства и порядка. Но в начале XIII века, под влиянием постоянных нападе­ний рыцарей немецкого Ордена, разрозненные дотоле литовские племена начали объединяться. Среди литовцев появились воинствен­ные князья, приобретавшие все большую власть и влияние в стране. Литовские князья сначала боролись в союзе с русскими князьями против общего их врага — немцев, но затем стали нападать и на сво­их союзников. Небольшими отрядами на своих выносливых и быст­рых конях они делали набеги на русские пограничные волости, про­изводили опустошения и убийства. Население окраинных новгород­ских и псковских городов и сел жило под постоянным страхом неожиданных литовских нападений, а так как новгородцы и пскови­чи, занятые преимущественно борьбой с немцами и шведами, держа­ли у себя главным образом тяжеловооруженное войско и очень мало легкого, подвижного войска — стрелков, то и не могли оборонять пограничные с Литвой владения. Защитником и здесь явился благо­верный князь Александр.

Летом в достопамятный год Ледового побоища получены были в Новгороде известия о хищнических набегах литовцев, и тогда же благоверный князь начал с ними борьбу. За один поход ему удалось рассеять до семи неприятельских отрядов, действовавших отдельно друг от друга в разных местностях. Много предводителей литовских отрядов было избито полками благоверного князя или взято в плен. Теперь литовцы начали, как говорит современник этих событий — летописец, бояться имени князя Александра, но не хотели прекра­тить своих хищнических набегов.

В 1245 году они опустошили окрестности Торжка и Бежецка и с захваченной добычей и пленниками собирались уже возвратиться на родину. Но под стенами Торопца были настигнуты соединенными силами новоторжцев, тверичей и дмитровцев и, потерпев поражение в открытом поле, засели в Торопце. Тогда на защиту древнего Тороп­ца, удела князя Мстислава Мстиславича Удалого, поспешил благо­верный князь Александр со своей небольшой дружиной и новгород­цами. В первый же день осады Торопец был взят войсками благовер­ного князя. Литовцы бросились бежать из города, но были настигнуты дружиной Александра Ярославича и дорого расплатились за свои набеги. Восемь предводителей их пало в битве, оставшиеся в живых, побросав награбленную добычу, спаслись бегством.

Но благоверный князь Александр не ограничился этой победой. Чтобы проучить дерзкого врага и обезопасить русские границы от дальнейших литовских набегов и опустошений, он, несмотря на не­желание новгородцев сопровождать его в дальнейший поход, с од­ной своей маленькой дружиной погнался за врагами. Возле озера Жизца он настиг беглецов и истребил их всех до последнего челове­ка. Затем направился в Витебск, где княжил тесть его Брячислав, и после непродолжительного отдыха снова двинулся на литовцев, уже в их владения, разбил новое их ополчение близ Усвята и навел такой страх на врагов, что они долгое время не осмеливались нападать на русские владения.

Так доблестно охранял свой северо-западный удел благоверный князь Александр Ярославич. Своей необыкновенной храбростью и воинскими дарованиями он сумел даже в такое тяжелое для Древней Руси время, как первые годы татарского ига, не только защитить древнерусские северо-западные области, но и совершенно обезопа­сить их и в то же время доказать западному врагу, что и сраженная татарами Русь в состоянии защитить свою самостоятельность и свою веру.

Не в одной только Новгородско-Псковской земле радовались победам благоверного князя. Весть о них разносилась по всей тогдашней Руси, ободряла русских людей в годину тяжелых испытаний, взоры всех останавливались на князе-герое, вселявшем надежду на лучшее будущее. Северо-восточная Русь, томившаяся под властью татар, не менее Новгорода хотела видеть у себя на великокняжеском престоле благоверного князя Александра и способна была лучше новгородцев оценить его деятельность.

События 1246 года прекратили на время деятельность благовер­ного князя Александра на северо-западе Руси, отозвали его на севе­ро-восток. В этом году мученически скончался в Орде отец благо­верного князя Александра великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович. По древнерусскому порядку право на великокняже­ский престол принадлежало брату покойного князя — Святославу Всеволодовичу. Но теперь верховная власть и право раздавать кня­жеские столы принадлежали уже татарам, и, чтобы получить утверж­дение хана, Святослав должен был лично побывать в Орде. В том же году направились в Орду на поклон хану и племянники Святослава Андрей и Александр Ярославичи.

Слух о храбром новгородском князе и о его знаменитых победах достиг и до хана. Батый хотел видеть благоверного князя, о котором так много говорили, и потребовал от него немедленно явиться в Орду.

— Мне Бог покорил многие народы, ужели ты один не хочешь покориться? Если хочешь сберечь свою землю, приходи ко мне на поклон, — велел передать Александру Ярославичу Батый.

Нельзя было ослушаться этого приказания грозного властелина, и благоверный князь поспешил отправиться в далекий путь.

Неизвестно было, что его там ждало. Его отца приняли там с чес­тью, но этот почетный прием был куплен ценой целого ряда униже­ний и оскорблений. Князей заставляли проходить через очиститель­ные огни, кланяться кусту, теням умерших ханов и т.п. Не все из русских князей соглашались исполнять эти унизительные для хрис­тианина требования и за свою непокорность платились жизнью. Пример русского князя-мученика Михаила Ярославича Чернигов­ского несомненно хорошо был известен благоверному князю Алек­сандру. Но в то же время пример его отца показывал, что и послуша­ние, исполнение всех ханских требований не всегда спасали. Ярос­лава Всеволодовича, с почетом принятого в первый приезд его в Орду, татары отравили, когда он приехал во второй раз. И благоверный князь Александр решил отказаться исполнить языческие обряды, хотя бы этот отказ стоил ему жизни. Мужественный защитник Православной веры, измлада избранный Господом сосуд благочестия, мог ли он поступить иначе!

Напутствованный Святыми Дарами и благословением архиепи­скопа направился он из Новгорода в Орду.

Когда благоверный князь прибыл в Орду и когда, перед представ­лением хану, ему велели исполнить обычные у татар обряды, он отка­зался исполнить это приказание. «Я христианин, — сказал он, — и мне не подобает кланяться твари. Я поклоняюсь Отцу и Сыну и Святому Духу, Богу единому, в Троице славимому, создавшему небо, землю и все, что в них». Спокойный, твердый ответ святого князя поразил придворных хана; но еще более они были удивлены, когда Батый, услышав о нежелании Александра Ярославича исполнить татарские обряды, вместо обычного в таких случаях распоряжения: «Смерть ослушнику», — приказал не принуждать более святого и поскорее привести его к нему.

— Царь, — обратился к хану благоверный князь, преклоняясь пе­ред ним, — я кланяюсь тебе, потому что Бог почтил тебя царством, но твари я не стану кланяться. Я служу единому Богу, Его чту и Ему поклоняюсь.

Батый долго любовался прекрасным, мужественным лицом Алек­сандра Ярославича и, наконец, обратившись к окружавшим его при­дворным, сказал: «Правду мне говорили о нем: нет князя ему равно­го». Так же почетно был принят благоверный князь и ханшею.

Батый не был самостоятельным властелином, он считался лишь наместником великого хана, жившего в Каракоруме, в горной окра­ине азиатской пустыни Гоби, расположенной за Байкалом. Покло­нившись ближайшему своему властелину — Ордынскому хану, рус­ские князья должны были отправиться на поклон к верховному вла­дыке монголов, в отдаленную его столицу. Этот далекий, крайне трудный путь должен был, по приказанию Батыя, совершить и благо­верный князь Александр Ярославич.

Он был милостиво принят повелителем Азии и некоторое время прожил в столице монголов, внимательно изучая характер этих влас­тителей Руси. Только уже в 1250 году Александр Ярославич и его брат Андрей вернулись на Русь. Хан дал Андрею великокняжеский пре­стол, а за Александром Ярославичем оставил Киев и Новгород. Но Киев — матерь русских городов, древнейшая столица Руси — после татарского разгрома представлял собой одни развалины. Население Киевской области разбежалось от татар — частью на юго-запад, в теперешнюю Галицию, частью на северо-восток, во Владимирскую Русь. Александру Ярославичу здесь нечего было делать, и потому, пробыв некоторое время во Владимире, он вернулся в Великий Нов­город.

С радостью встретили его новгородцы; но радость эта вскоре ом­рачена была печалью и тревогой: благоверный князь, утомленный тяжелым путешествием и тем, что пришлось ему пережить в Орде, опасно занемог. С тревожным участием следили новгородцы за хо­дом болезни своего князя, с утра до вечера храмы были переполнены народом, горячо молившимся о выздоровлении благоверного князя. И Господь не отверг народной молитвы: благоверный князь опра­вился от тяжелого недуга.

Новгородцы наслаждались теперь миром. Их западные соседи, помня знаменитые победы Александра Ярославича, не смели повто­рять своих нападений, и только норвежцы изредка делали набеги на пограничные новгородские владения. Благоверный князь хотел обе­зопасить свой удел и от норвежских нападений, он хотел привлечь норвежцев к союзу с новгородцами. С этой целью к норвежскому королю Гакону было отправлено посольство, которому одновремен­но с этим было поручено предложить королю вступить в родствен­ные связи с Александром Ярославичем — отдать свою дочь Христи­ну замуж за сына Александра — Василия.

Предположенный брак не состоялся, но главная цель посольства была достигнута: норвежский король в свою очередь прислал в Нов­город послов для заключения договора с новгородцами, и с этого времени норвежские набеги прекратились. Вскоре после заключения этого договора Александр Ярославич навсегда уже оставил новго­родский княжеский стол.

Андрей Ярославич, получивший великое княжение, не имел ни той осторожности, ни правительственной мудрости, которыми от­личался его старший брат. Он мало занимался управлением, большую часть времени проводил в разного рода развлечениях, окружил себя неопытными советниками и не сумел ужиться с татарами. В Орде смотрели на него, как на непокорного князя, и преемник Батыя, Сартак, решил наказать русского князя. Он отправил против него свои полчища под начальством Неврюя. Андрей Ярославич, как только заслышал о приближении татар, бежал из Владимира сначала в Новгород, а затем, когда новгородцы отказались его принять, в Швецию. За неосторожные действия великого князя приходилось расплачиваться населению. На защиту его и явился благоверный князь Александр.

Чтобы избавить родину от татарского опустошения, Александр Ярославич направился в Орду и не только успел укротить гнев хана и таким образом остановить начавшееся на Руси кровопролитие, но и получить от хана ярлык на великое княжение. С этого времени и на­чинается подвижническое служение благоверного князя родине, все свои силы посвятившего на то, чтобы облегчить тяжесть татарского ига.

Александр Ярославич не щадил средств своей княжеской казны на выкуп пленных, которых массами уводили татары в Орду. Забо­тился он и о том, чтобы остававшиеся в плену не лишены были глав­ного утешения в своем горе — молитвы и богослужения. Вместе с митрополитом Кириллом он выхлопотал у хана разрешение на уст­ройство в столице Орды — Сарае русской епархии.

Но не одни пленники нуждались в заботах благоверного князя. После Неврюева нашествия северо-восточная Русь снова была опус­тошена, и благоверный князь Александр спешил восстановить раз­рушенные храмы, собрать разбежавшихся людей, помочь им устро­иться на разоренных пепелищах. Как отец, замечает современник святого князя, заботился он о народе; и благодаря этим заботам в великом княжестве мало-помалу устанавливались спокойствие и порядок. Благоверный князь хотел не только успокоить население, но и облегчить его тяжелое положение, ослабить, сколько возмож­но, самое иго татарское.

Не изменив русского государственного строя, сохранив неприкосновенными святую веру и церковное устройство, татары обло­жили за это Русь тяжелой данью. Они брали все лучшее и ценное и в своих требованиях не соображались с тем, в состоянии ли их данни­ки платить налоги в том размере, в каком от них требовали. Татары брали поголовную дань, не различая богатых и бедных; несостоятель­ных данников они без всякой жалости забирали в Орду и обращали в рабство.

В 1257 году, с целью точнее определить доходы, какие можно по­лучать с Руси, татары прислали своих чиновников исчислить всех русских людей. Великий князь хорошо понимал, что, как бы ни была тяжела эта мера, необходимо подчиниться, чтобы не вызвать сопро­тивлением еще худшего со стороны татар. Но не все так думали.

По настоянию князя во Владимиро-Суздальской Руси исчисле­ние произошло спокойно, и Александр поспешил в Орду, чтобы склонить на милость хана, довольного послушанием русских людей и их князя. Но в Орде решено было подвести под число и Великий Новгород, где особенно сильно была развита ненависть к поработи­телям Руси. Зная о таком возбуждении новгородцев, великий князь с тяжелой, озабоченной думой возвращался на родину. И его опасе­ния оправдались.

Как только в Новгороде услышали о готовящейся переписи, в народе началось брожение, начали устраивать вечевые собрания и постановили скорее умереть, чем подчиниться ханскому требова­нию. Новгородцы не хотели согласиться на перечисление и потому, что Новгород не был завоеван татарами, и многим казалось, что уже поэтому татары не имеют права распоряжаться над областью святой Софии так, как хотят. «Умрем за святую Софию и за домы Ангель­ские (святые обители)», — раздавались клики на улицах города, и горожане готовились к восстанию.

Александр Ярославич, чтобы предотвратить от Новгорода страш­ную татарскую месть, поспешил туда. Он надеялся, что новгородцы послушают его благоразумного совета. Но еще до приезда князя в го­роде начались несогласия: в то время как чернь хотела бороться про­тив татар, богатые люди предпочитали уплатить требуемую дань, чтобы не раздражать татар и великого князя. Александр Ярославич восполь­зовался этим и своей твердостью успел склонить новгородцев на пе­репись. Однако появление татарских чиновников и злоупотребления, которые происходили во время переписи не только от татар, но и от зажиточных новгородцев, снова возбудили движение в Новгороде. Сторону волновавшихся принял на этот раз и новгородский князь Василий Александрович, но, боясь отца, он убежал в Псков.

Благоверный князь Александр приказал схватить непокорного сына и, лишив его новгородского княжения, отправил в Суздаль­скую Русь. Были строго наказаны и зачинщики мятежа, а так как и после этих строгих мер новгородцы не хотели успокоиться и согла­ситься на ханские требования, то благоверный князь Александр вме­сте с татарами немедленно оставил Новгород, предоставляя самим новгородцам считаться с гневом хана. Отъезд великого князя подей­ствовал сильнее всяких убеждений: новгородцы смирились, приня­ли ханских чиновников, и таким образом разгром Новгорода татара­ми был предупрежден.

Но прошло с небольшим два года, и снова на Руси начались вол­нения против татарских сборщиков дани, угрожавшие перейти в от­крытый мятеж и охватить почти все города северо-восточной Руси. Поводом к этим волнениям послужили следующие обстоятельства.

Новый хан Берке ввиду злоупотреблений, какие допускались сборщиками дани, утайки собранной ими суммы, передал ее сбор на откуп хивинским купцам, или бессерменам. Последние, естествен­но, в целях наживы собирали гораздо больше той суммы, какую они уплатили хану, и допускали еще большие притеснения населения, по сравнению с прежними татарскими сборщиками. Народ не вынес этих притеснений, и в различных местностях началось возмущение. Но возмущение это дошло до крайности, когда среди сборщиков появился один монах-отступник от Православной веры, по имени Зосима, который не только притеснял своих соплеменников, но и дерзко оскорблял Православную веру. Народ не мог перенести этих оскорблений, и в Ярославле убили ненавистного отступника, а вслед за этим начался мятеж и в других русских городах Ростовского и Суздальского княжеств; прогоняли татарских сборщиков, избивали особенно ненавистных из них. Распространились слухи, что сам ве­ликий князь Александр разослал по городам грамоты «бить татар» и готовился стать во главе народного восстания.

Расправа с ханскими сборщиками должна была вызвать страшное возмездие со стороны татар. Снова нужно было великому князю поспешить в Орду, предотвратить от Руси грядущую беду. Тяжелый подвиг предстоял благоверному князю. Но в эту минуту ужасных нестроений в северо-восточной Руси неблагополучно было и на северо-западе, в новгородско-псковских пределах.

После Невской битвы и Ледового побоища западные враги не осмеливались нападать на Русь. Убедившись в невозможности побе­дить невского героя, они решили испробовать другое средство, что­бы подчинить его себе.

В 1248 году папа Иннокентий IV отправил к Александру Яросла­вичу посольство во главе с двумя учеными кардиналами Галдом и Ре­монтом. В грамоте, которую должны были передать русскому князю послы, папа писал: «Мы слышали о тебе, как о князе дивном и чест­ном и что земля твоя велика, и мы послали к тебе двух наших карди­налов, чтобы ты послушал их учения». Выражая притворную скорбь, что великая земля русского князя не находится в подчинении Рим­ской церкви, папа убеждал Александра Ярославича подчиниться его власти и позаботиться о приведении к латинской вере своего народа. Убеждая, что только в латинской церкви можно найти спасение и истинную веру, папа указывал и на те земные выгоды, которые дос­тавит князю его подчинение папской власти. В то же время он ста­рался предупредить, что это подчинение нисколько не унизит русского князя, тем более, добавлял папа, что «мы будем считать тебя наилучшим между католическими государями и всегда с особенным усердием будем стараться об увеличении твоей славы». Наконец, зная, как дорога для благоверного князя память об его отце, папа заведомо ложно сообщал в своей грамоте, будто бы еще Ярослав Все­володович выражал искреннее желание подчинить Русскую церковь папе и что только преждевременная смерть Ярослава помешала ему исполнить это намерение.

Но все эти ухищрения папы не имели никакого успеха. На длин­ное послание Иннокентия Александр Ярославич дал очень краткий и в то же время сильный по своей убедительности ответ: «То, что со­вершилось от создания мира до потопа и от потопа до разделения языков и до Авраама, от Авраама до исхода израильтян из Египта и до перехода Черного моря и до смерти Давида царя, от начала царство­вания Соломона и до римского императора Августа, при котором родился Спаситель мира Христос, и до страсти, Воскресения и Воз­несения Господа и до I Вселенского Собора и прочих Семи Вселен­ских Соборов — все это мы хорошо знаем, а в вашем учении не нуж­даемся и не примем его».

Папы не остались в долгу: они стали поднимать против непокор­ного русского князя шведов и рыцарей; но и эти новые походы были безуспешны.

В 1256 году шведы сделали попытку снова завладеть финским побережьем, и в союзе с датчанами и емью (емь — финское племя) начали строить крепость на реке Нарове. Тогда новгородцы отправи­ли к великому князю послов с просьбой о помощи, разослали и по своей волости собирать войско, и неприятель, испугавшись этих приготовлений, поспешил уйти за море. Зимой приехал в Новгород благоверный князь и вместе с новгородцами и своими полками по­шел на емь, в Финляндию, чтобы устрашить финнов и предупредить возможность дальнейших нападений на новгородские окраины. Путь по незнакомой стране был чрезвычайно трудный: за метелями войско не видело ни дня, ни ночи; но несмотря на трудности, поход был очень удачный: русские опустошили землю еми, и неприятель не смел и подумать о сопротивлении.

В 1262 году начались враждебные столкновения с немцами. Ве­ликий князь готовился к походу на немцев, но мятеж против татар побудил его поспешить в Орду. Русское войско под начальством бра­та великого князя — Ярослава и сына его — князя Димитрия Алек­сандровича и на этот раз одержало ряд блестящих побед, был взят город Юрьев, древний русский город, строение великого князя Ярослава Мудрого, и с большой добычей и множеством пленников войско вернулось в Новгород.

Между тем благоверный великий князь Александр благополучно доехал до Орды, и Господь помог ему умилостивить раздраженного хана. Последний не только простил русских за избиение татарских сборщиков, но, по ходатайству святого князя Александра, дал им и новую милость — освободил от тяжелой обязанности нести воен­ную службу в татарских полках.

Благоверный князь спешил возвратиться на родину с радостной вестью. Но этой радостной вести не удалось услышать русским лю­дям из уст самого князя. Это был уже последний подвиг благовер­ного князя. Утомленный трудностью пути и тревогами, какие при­шлось ему испытать, благоверный князь Александр Ярославич на обратном пути из Орды в Городцы опасно занемог. Предчувствуя блаженную свою кончину, он созвал своих спутников и обратился к ним с последней прощальной беседой, которая у всех вызвала горькие слезы при мысли о предстоящей утрате. Затем благоверный князь призвал к себе игумена и принял иноческое пострижение, за­менив свое княжеское имя иноческим — Алексий. Приняв Святые Тайны и простившись с окружавшими его иноками, благоверный князь-инок тихо отошел в вечные обители, предал свою чистую душу Господу, Которому так пламенно послужил в земной своей жизни. Это было 14 ноября 1263 года. Он скончался во цвете лет, не имея еще сорока пяти лет от роду. Неодолимый в битвах, изнемог он под бременем великокняжеского венца, который в то тяжелое для Руси время был поистине венцом терновым, требовал постоянного напряжения сил и взамен этого доставлял великому князю лишь огорчения и тревоги.

Во Владимире скоро узнали о блаженной кончине великого кня­зя, раньше, чем пришли из Городца нарочитые вестники. Господь чу­десно открыл это тогдашнему владимирскому святителю, митропо­литу всея России Кириллу.

Когда владыка, окруженный духовенством, возносил пламен­ные молитвы о святой Руси и о ее великом князе, он удостоился следующего чудесного видения: он видел, как Ангелы Божий воз­носили на небо блаженную душу благоверного князя Александра. Пораженный этим видением, святитель безмолвствовал, а затем, выйдя на амвон, сообщил молящимся горестную весть: «Братия, знайте, что уже зашло солнце земли Русской». Когда народ в недоумении выслушал эти слова, святитель, помолчав немного, разъяс­нил смысл произнесенных им слов: «Ныне преставился благовер­ный великий князь Александр Ярославич». Ужас охватил всех от этой скорбной вести. Храм огласился воплями скорби и отчаяния. «Погибаем», — в один голос повторяли молившиеся. Какую глубо­кую скорбь вызвала кончина благоверного князя, можно судить по тем словам современника святого князя, которыми он начинает описание его кончины. «Горе тебе, бедный человек! Как ты можешь описать кончину своего господина! Как зеницы твои не выпадут из глаз вместе со слезами! Как сердце не разорвется от горькой печа­ли! Отца человек может забыть, но доброго господина не может; если бы можно было, с ним лег бы и в гроб».

Такое же чувство испытывали и все очевидцы этого горестного события. Как только во Владимире услышали о приближении к горо­ду тела благоверного князя, все устремились навстречу. Митрополит Кирилл вместе с духовенством встретил тело почившего князя в Бо­голюбове. Бесчисленное множество народа — богатые и бедные, взрослые и дети — заняли все окрестности. И как только показался гроб, все неудержимо ринулись навстречу, каждый стремился обло­бызать раку, в которой находилось тело благоверного князя. Плач народа покрывал все: не слышно было голоса духовенства и певчих; по словам современника, казалось, что от стонов и крика могла по­трястись земля.

23 ноября в соборном храме Владимирском митрополитом и свя­щенным чином торжественно, в присутствии массы народа, был со­вершен чин погребения. Господь ниспослал утешение оплакивавшим кончину благоверного князя. Во время совершения погребального чина произошло следующее чудо.

Когда эконом митрополита Кирилла Севастиан приблизился ко гробу и хотел разнять руку усопшего, чтобы митрополит мог вло­жить в нее «прощальную грамоту» (разрешительную молитву), то благоверный князь, как бы живой, сам простер свою руку, принял свиток и затем снова сложил свои руки крестообразно на груди. Бла­гоговейный ужас объял всех присутствовавших. Все удивлялись и прославляли Господа, показавшего такое чудесное знамение. Благо­говейно взяв раку с телом благоверного князя, погребли его в мона­стырском храме Рождества Пресвятой Богородицы.

О происшедшем при погребении чуде, по распоряжению митро­полита Кирилла, было сообщено всем, и таким образом по всей бла­гочестивой Руси, оплакивавшей своего князя-хранителя, положившего жизнь за святую Русь, вместе с горестной вестью о его преждев­ременной кончине, распространилась и утешительная весть, что в лице благоверного князя Александра Русь приобрела нового молит­венника и заступника пред Престолом Всевышнего. Сколько утеше­ния внесла эта весть в скорбные души русских людей, тревожно взи­равших на ближайшее будущее!

Вся жизнь благоверного князя Александра Ярославича была по­священа служению своему отечеству. Своей беспримерной храброс­тью и воинскими доблестями он сохранил свой северо-западный удел от постоянных притязаний на него западных католических на­родов; силой меча и мудростью охранил он Православную Церковь и от нападений латинян и от происков римских пап; осторожностью и мудрой правительственной деятельностью облегчил он татарское тяжелое иго, дал возможность русским людям спокойнее его пере­носить, поддержал в них веру в могущество Руси, вселил надежду на лучшие времена; самих поработителей заставил с уважением отно­ситься к покоренной стране и ее князю. Это великое служение благоверного князя прекрасно определил его современник-биограф следующими словами: «Он много потрудился за землю Русскую, и за Новгород, и за Псков, и за все великое княжение живот (жизнь) свой отдавая, и за Православную веру».

Но и после своей кончины благоверный князь Александр Ярос­лавич не прекратил своего великого служения Русской земле; всегда он являлся предстателем и скорым помощником в самые трудные минуты в жизни нашего отечества.

Двести с лишним лет после кончины благоверного князя сноси­ла наша родина тяжелое татарское иго. Много она испытала от татар бед и угроз, пока под мудрым правлением потомков благоверного князя Александра — князей московских — окрепла, вступила в борь­бу со своими поработителями и не только свергла их иго, но и под­чинила своей власти когда-то грозные татарские царства. Через сто двадцать лет после кончины благоверного князя Александра при московском великом князе Димитрии Ивановиче Донском в пер­вый раз русские одержали победу над татарами на берегах реки Дона. Очень дорого русским стоила эта победа, но она была и драгоценна для них, так как подняла народный дух и вселила уверенность, что время господства татар проходит. И в эту важную историческую ми­нуту на помощь святой Руси явился ее небесный покровитель, бла­говерный князь Александр Ярославич. Вот что передается в древнем житии благоверного князя о чудесной помощи, оказанной им свое­му сроднику — великому князю Димитрию Ивановичу.

В обители Пресвятой Богородицы во Владимире, где почивали мощи благоверного князя, один богобоязненный инок, проводив­ший благочестивую подвижническую жизнь, ночью в притворе цер­ковном со слезами молился Господу об избавлении Руси от полчищ предводителя татар Мамая. Он призывал в своей молитве на помощь великому князю Димитрию благоверного князя Александра. И во время своей молитвы он увидел, что перед гробом благоверного кня­зя сами собой загорелись свечи, затем из алтаря вышли два благолеп­ных старца и, приблизившись к гробнице святого, сказали: «Встань, поспеши на помощь сроднику своему благоверному князю Димит­рию Иоанновичу». И святой князь Александр тотчас встал и сделал­ся невидим. Пораженный этим чудом инок безмолвствовал, и толь­ко после того, как было узнано, что как раз в это время произошла славная Донская победа, он сообщил о своем видении Владимир­скому святителю. По распоряжению владыки тогда же были освиде­тельствованы мощи благоверного князя, которые и были найдены нетленными. Масса недужных обращалась с молитвой к новоявлен­ному угоднику Божию, и при раке его святых мощей происходило множество исцелений.

Знаменитая Донская победа — одна из самых радостных минут в жизни наших предков в тяжелую эпоху татарского ига, не освободи­ла еще Руси от чужеземной власти. Орда была ослаблена, но и Русь была еще не настолько сильна, чтобы отстоять свою независимость. Татарское владычество продолжалось, только оно уже утратило свой прежний характер. И сами татары увидели, что московские князья создали из разрозненных прежде русских княжеств сильное единое государство, которое не преминет воспользоваться своей силой, а также и теми раздорами и разделениями, которые происходили тогда среди татар и ослабили их прежнее могущество. Прошло сто лет пос­ле Донской победы, и правнук Димитрия Ивановича Донского, ве­ликий князь Иоанн III, без битвы сумел уничтожить татарское иго, освободить Русь от двухвековой власти азиатов. Теперь окончатель­но уже изменились прежние отношения между русскими и татарами. Русь — в княжение благоверного князя Александра Невского — по­слушная данница татарского хана, теперь начинает свое наступатель­ное движение против татар и постепенно подчиняет их своей власти. Когда-то грозные татарские царства одно за другим входят в состав нашего государства, и лишь в народной памяти сохраняются обрывки воспоминаний о господстве покоренных инородцев над Русью. В этой продолжительной и упорной борьбе с татарами наше отече­ство по-прежнему не было оставлено помощью и покровом его не­бесного защитника, благоверного князя Александра Невского.

В 1552 году, отправляясь в поход на завоевание Казанского цар­ства, царь Иоанн Васильевич молился во Владимире перед ракой мощей благоверного князя Александра, призывая его на помощь. Как бы в залог своей помощи благоверный князь проявил следую­щее чудо.

Вместе с царем молились и его бояре, а в том числе и будущий описатель чудес благоверного князя. Когда он вместе с другими прикладывался к мощам святого, то вложил в скважину (отверстие) раки три перста своей больной руки. Ему показалось, что он омочил их в какую-то благовонную мастику, и когда он вынул руку, то от пре­жней болезни не осталось и следа. Все присутствовавшие при этом чудесном исцелении благоговейно прославили благоверного князя Александра, сподобившегося от Господа дара исцелений, и с надеж­дой на его помощь направились в дальнейший путь.

Благополучно окончился Казанский поход. Татарское царство, расположенное вблизи Москвы и целое столетие беспокоившее сво­ими набегами пограничные русские области, покорилось москов­скому царю. На месте и рядом с татарскими мечетями появились свя­тые церкви, началась проповедь Святого Евангелия в этом магоме­танском крае, и предки наши спокойно могли уже смотреть вперед. Вслед за Казанью было присоединено и другое татарское царство — Астрахань, и царица русских рек — Волга, с ее богатствами, на всем ее протяжении сделалась теперь русской рекой. Успешно начали рас­пространять русские свою власть на далеком востоке, в Сибири, по­степенно подвигаясь к берегам Великого океана. Но на юге, в Кры­му, остался еще сильный враг — крымские татары, с которыми долго пришлось вести борьбу Русскому государству. Союзник московско­го государя до присоединения к Москве Казани и Астрахани, крым­ский хан теперь, видя усиление Руси, начал с ней борьбу, тем более для нас опасную, что его поддерживал верховный защитник исла­ма — султан турецкий. И во время этой борьбы не переставал изли­вать свою помощь небесный покровитель Руси благоверный князь Александр Ярославич.

В 1571 году, во время нападения на Москву крымского хана Девлет-Гирея, во Владимире старец Рождественского монастыря Анто­ний, молитвенник и постник, во время своей молитвы пред иконой Богоматери об отвращении от родины страшного ханского наше­ствия удостоился следующего чудесного видения. В то время, как он скорбел о постигших родину бедствиях, он вдруг увидел двух юно­шей в светлых одеждах, с быстротой молнии на белых конях прибли­жавшихся к обители. Сойдя с коней, они оставили их у монастыр­ских врат, а сами вошли в церковь (это были благоверные князья Борис и Глеб). Старец Антоний последовал за ними. Как только бла­говерные князья вошли в храм, открылись Царские двери и зажглись свечи. Подойдя к раке благоверного князя Александра, святые Бо­рис и Глеб обратились к нему со следующими словами: «Встань, брат наш, великий князь Александр, поспешим на помощь сроднику на­шему благоверному царю Иоанну Васильевичу». Благоверный Алек­сандр тотчас встал и вместе с ними вышел из храма к монастырским воротам. Здесь стояли приготовленные к брани три белых коня, на которых и сели благоверные князья. Отправляясь в путь, они сказа­ли: «Пойдем в соборный храм Пречистой Богородицы и позовем с собою сродников наших, благоверных князей Андрея, Всеволода, Георгия и Ярослава».

Старец последовал за ними. И здесь, как и в монастырском хра­ме, при входе святых князей открылись царские врата, благоверные князья встали из своих гробниц и через стену градскую чудесно по воздуху направились к Ростову со следующими словами: «Пойдем в Ростов к царевичу Петру, пусть и он поможет нам». С помощью этих небесных воинов и была одержана победа над крымским ханом.

Так хранил свое отечество от татар благоверный князь Александр Ярославич, вся земная жизнь которого была посвящена той же забо­те — охранению святой Руси от грозного завоевателя.

Небесный заступник Русского государства, отличавшийся при жизни своей великим милосердием, помогавший каждому обездо­ленному и страждущему, благоверный князь Александр и после сво­ей кончины не переставал изливать свои милости всем нуждав­шимся и молитвенно обращавшимся к нему за помощью. При раке святых его мощей болящие получали исцеление, скорбящие и озлоб­ленные — благодатное утешение и помощь. Не все эти чудотворения были записаны, но и та незначительная их часть, которая была опи­сана древними биографами святого князя, ясно показывает, какой обильный источник исцелений и чудес истекал от святых мощей бла­говерного князя Александра, какой драгоценный сосуд милости Божией приобрела святая Русь в своем небесном покровителе и вож­де. Неоднократно еще до установления празднования святому Александру иноки Рождественской обители сподоблялись видеть небес­ные знамения, предуказывавшие святость, богоугодность благовер­ного князя; не один раз и они, и обитель, и город Владимир получа­ли небесную помощь от святого князя.

В 1491 году во Владимире произошел страшный пожар, во время которого сгорел и храм, где покоились мощи благоверного князя Александра. Во время этого пожара молящиеся увидели благоверно­го князя, как бы на коне поднимающегося на воздух к небу. И после пожара оказалось, что, несмотря на то что вся внутренность храма обгорела, мощи благоверного князя остались неповрежденными ог­нем.

В 1541 году после праздника Успения Пресвятой Богородицы, после окончания вечерни, перед ракой мощей благоверного князя Александра загорелись сами собой свечи, и многие из братии и из молящихся с удивлением наблюдали это. Пономарь монастырский по простоте своей не усмотрел здесь чего-либо необычного, подо­шел и затушил свечи. Затем доложили о случившемся настоятелю ар­химандриту Евфросину, и когда он подошел к гробнице и ощупал одну из свечей, то заметил, что от нее распространяется особая ка­кая-то теплота. Это чудо все поняли как особенное знамение свято­сти благоверного князя Александра.

Монах Рождественского монастыря, старец Давид, сильно и дол­го болел. Лежа на своей постели и проливая слезы, он молился благо­верному князю Александру об исцелении. Вскоре он почувствовал облегчение и усугубил свою молитву. По окончании молитвы он по­лучил полное исцеление от своей болезни.

Монах того же монастыря, по фамилии Красовцев, долгое время был в расслаблении. Его поднесли к раке мощей благоверного князя Александра, и когда он с умилением смотрел на нее, испуская теп­лые слезы и припоминая свои грехи, он почувствовал, что в его расслабленные члены вернулась сила, и вскоре совершенно вы­здоровел.

Монастырский человек Терентий был подвержен беснованию. Когда его подвели к раке мощей благоверного князя и помолились о нем, он тотчас сделался кротким и начал молитвенно благодарить Бога и Его угодника за исцеление.

Еще больше записано древними биографами исцелений, которые совершились над мирскими людьми различных состояний и возрас­тов.

Один сын боярский, Семен Забелин, проживавший в Пскове, был настолько болен, что не владел ни руками, ни ногами и совершенно не мог ни есть, ни пить. Имея глубокую веру к благоверному князю Александру, о котором в древнем Пскове всегда сохранялось благо­говейное воспоминание, он стал просить домашних свезти его во Владимир помолиться перед ракой мощей благоверного князя и здесь, во время молитвы, получил исцеление от своей болезни.

Другой сын боярский, Головкин, был поражен такой же болез­нью, не надеялся на выздоровление и только и думал о смерти. По­чти все свое имущество он роздал врачам, но от лечения не получил никакой помощи и пользы. И вот по предстательству благоверного князя Александра при раке его святых мощей он получил от Господа то, чего не могло ему дать врачебное искусство: полное исцеление от своей неизлечимой болезни.

Из одного села Владимирского уезда принесена была расслаблен­ная женщина и положена на ступенях близ святых мощей благовер­ного князя. Во время горячей молитвы к угоднику Божиему об ис­целении она вдруг почувствовала, как святой князь, чудесно явив­шись к ней, взял ее за руку и воздвигнул от одра болезни.

У Владимирского дворянина Максима Никитина был сын — от­рок Иоанн, немой и расслабленный. Родители с верой к благоверно­му князю принесли своего несчастного сына в Рождественскую оби­тель, и здесь он получил исцеление.

Многие по предстательству благоверного князя Александра по­лучили исцеление от слепоты. Так, один слепец из города Владимира, Давид Иосифов, в храме во время чтения Евангелия вдруг увидел свет. Взволнованный до глубины души блеснувшей надеждой на ис­целение, он усугубил свою молитву к угоднику Божиему и попросил подвести себя к раке святых его мощей. Когда здесь, у святых мо­щей, его окропили святой водой, он совершенно прозрел.

Из села Красного Владимирской губернии привезена была жен­щина, утратившая зрение, и у раки святых мощей благоверного кня­зя получила полное исцеление, как будто никогда и не болела.

Неоднократно изливалась милость от чудотворных мощей благо­верного князя и на страдавших ужасной болезнью беснования. Вот некоторые случаи из числа записанных древними биографами.

Из села Старого был привезен в монастырь бесноватый, который своим страшным видом наводил на всех ужас: произносил ужасные слова, как зверь бросался на людей. Его привезли в монастырь свя­занного, и во время молебна он получил исцеление.

Другой бесноватый не узнавал даже и близких родных, рвал на себе волосы, кусал себе язык; его тело было покрыто язвами от по­боев, которые сам же он наносил себе. И по предстательству благо­верного князя Александра он сподобился получить полное исцеле­ние от своей ужасной болезни.

В монастырской деревне Угрюмовой, Владимирского уезда, кре­стьянин Афанасий Никитин подвергся припадкам умоисступления, так что не узнавал окружающих, отказывался принимать пищу, со­вершенно лишился сна. Внезапно в минуту просветления он начал просить домашних, чтобы они отвели его в Рождественскую обитель к мощам благоверного князя Александра. Родные исполнили его желание, и вот на пути в обитель больной почувствовал себя здоро­вым и, придя в обитель, в сердечном умилении рассказывал всем, как явился ему святой князь Александр и как сам он указал ему искать исцеления у раки святых его мощей.

Столько милостей удостоились получить по вере к благоверному князю болящие и озлобленные душой! И никогда не угасала в наших предках память о благодеяниях угодника Божия и его земных подви­гах на славу отечества нашего. Жизнь благоверного князя Александ­ра Ярославича тотчас же после его кончины сделалась предметом на­зидательных описаний. Вслед за житием, написанным современни­ком благоверного князя, появились другие, более подробные жития, которые составлялись в разных местах Русской земли, и особенно там, где жил и благодетельствовал святой князь: во Владимире и в Новгородско-Псковской области. Старались сохранить в назидание потомкам все черты из жизни и деятельности страдальца за Русскую землю, этой светлой звезды, озарившей путь жизни наших предков в самую мрачную, тяжелую пору татарского ига. Одновременно с био­графами и древнерусские летописцы вносили в свои труды рассказы о жизни благоверного князя, и благодаря этому ни об одном из кня­зей северо-восточной Руси не дошло до нас столько сведений и рас­сказов, как о благоверном князе Александре.

Тотчас же почти после блаженной кончины святого князя нача­лось и церковное его прославление. Уже самое чудо, происшедшее при его погребении, ясно свидетельствовало всем о его святости, богоугодности; об этом же свидетельствовали и другие чудеса, изли­вавшиеся непрестанно, как из неиссякаемого источника, от раки святых его мощей. В 1547 году по желанию царя Иоанна Васильевича в Москве происходил церковный Собор, под председательством зна­менитого митрополита Всероссийского Макария, на котором установлено было всероссийское празднование русским святым, почи­тавшимся до того времени местно. На этом Соборе был установлен и всероссийский праздник в честь благоверного князя Александра Невского и по распоряжению митрополита составлена была служба (на 23 ноября, на день преставления благоверного князя) и новое, более пространное житие. В начале XVII века в Москве имелся и храм в честь благоверного князя Александра.

В 1724 году был установлен и новый праздник — 30 августа, по случаю перенесения мощей благоверного князя из Владимира в Санкт-Петербург.

На берегах Невы спустя около пятисот лет после кончины свято­го Александра Императором Петром I были одержаны новые блестя­щие победы над старым врагом России — шведами. Здесь в 1703 году было положено начало новой столице Русского государства, а в 1717 году и новой русской святыне — Александро-Невской Лавре. Импе­ратор Петр I желал, чтобы из Владимира перенесены были в Санкт-Петербург мощи благоверного князя, и, как только Россия почув­ствовала себя прочной в новозавоеванном крае, было сделано рас­поряжение о перенесении мощей. Император сам составил подробный указ о том, как совершить это перенесение, и сам внима­тельно следил за устройством новой обители и храма, где должны были быть положены святые мощи благоверного князя Александра. Но войны со шведами и турками замедлили исполнение этого рас­поряжения, и только уже в 1723 году приступлено было к его испол­нению.

Торжественно проводил Владимир свою достопамятную святы­ню, около пяти веков составлявшую драгоценное украшение этого древнего града. С 10 на 11 августа во всех храмах было совершено всенощное бдение, а наутро — Божественная Литургия. Духовенство города и окрестных монастырей, при многочисленном стечении на­рода, отправилось в Рождественский монастырь, и после молебствия рака со святыми мощами на руках священнослужителей была выне­сена из храма и проведена за город. 17 августа мощи благоверного князя были с еще большей торжественностью встречены в Москве, а затем церковная процессия направилась через Тверь и Новгород в Санкт-Петербург. Перенесение мощей благоверного князя Алексан­дра представляло собой общерусское торжество. Во всех городах и селениях совершались богослужения, толпы народа на всем пути сопровождали святыню. В Санкт-Петербурге предполагалось внести святые мощи 30 августа, в день, в который праздновался недавно пе­ред этим заключенный со шведами Ништадтский мир. Но дальность пути не дала возможности осуществить точно этот план, и только уже 1 октября святые мощи прибыли в Шлиссельбург. По распоряже­нию императора они были поставлены в тамошней соборной церкви Благовещения и перенесение их в Санкт-Петербург было отложено на 30 августа следующего 1724 года.

Встреча святыни в Санкт-Петербурге отличалась особенной торжественностью. Император со свитой прибыл на галере к устью реки Ижоры. Благоговейно поставив святые мощи на галеру, Государь приказал своим вельможам взяться за весла, а сам, стоя у кормы, управлял рулем. В Петербурге была устроена особая пристань, где и остановилась галера со святыми мощами. В сопровождении духо­венства и народа знатнейшие вельможи несли раку святых мощей. Колокольный звон и пушечная пальба увеличивали торжествен­ность. Мощи были поставлены в церкви, посвященной благоверно­му князю. На другой день в Александро-Невской обители продолжа­лось торжество. Государь раздавал присутствовавшим план предпо­ложенных в монастыре построек и тогда же было установлено навсегда праздновать перенесение мощей 30 августа.

Так исполнилось заветное желание царя. Ему не удалось закончить начертанный им план устройства новой обители: через полтора года после этого торжества Петр скончался. Но преемники Петра докон­чили начатое им. Его дочь, императрица Елизавета Петровна, устроила великолепную серебряную раку, в которой почивают и ныне святые мощи. Императрица Екатерина II на месте старого собора повелела построить новый, и 30 августа 1790 года произошло освящение ново­го храма и перенесение в него мощей благоверного князя.

И ныне благоверный князь Александр Ярославич хранит Богом врученный ему удел — отечество наше. И ныне близок и скоропослушлив он всем, с верой призывающим святое его имя, изливает свою милость и предстательствует пред Престолом Вседержителя Бога — Ему же, прославляющему святые Своя, честь и слава во веки веков. Аминь.

Тропарь, глас 4

Яко благочестиваго корене пречестная отрасль был еси, блаженне Александре: яви бо тя Христос, яко некое Божественное сокровище Российстей земли, новаго чудотворца, преславна и Богоприятна. И днесь сошедшеся в память твою верою и любовию, во псалмех и пениих радующеся, славим Господа, давшаго тебе благодать исцеле­ний, Егоже моли спасти град сей, и державе Российской Богоугодней быти, и сыновем Российским спастися.

Другой тропарь, глас 4

Познай свою братию, российский Иосифе, не в Египте, но на Небеси царствующий, благоверный княже Александре, и приими моления их, умножая жита людем плодоносием земли твоея, грады владычествия твоего ограждая молением и православным христиа­нам на сопротивныя споборствуя. (Перенесение мощей святаго благо-вернаго великого князя Александра Невского.)

Кондак, глас 8

Яко звезду тя пресветлу, почитаем, от востока возсиявшую и на запад пришедшую: всю бо страну сию чудесы и добротою обогащаеши и просвещаеши верою чтущия память твою, Александре блаженне. Сего ради днесь празднуем твое успение, людие твои сущий: моли спасти Отечество твое, и вся притекающия к раце мощей твоих и вер­но вопиющия ти: радуйся, граду нашему утверждение.

Другой кондак

Якоже сродницы твои Борис и Глеб явишася тебе с Небесе в по­мощь, подвизающемуся на Вилгера Свейскаго и воев его, тако и ты ныне, блаженне Александре, прииди в помощь твоим сродником и побори борющия ны. (Перенесение мощей святаго благоверного вели­кого князя Александра Невского.)

Повесть о житии и о храбрости 1
благоверного и великого князя Александра

Во имя Господа нашего Иисуса Христа, Cына Божия.

Я, жалкий и многогрешный, недалекий умом, осмеливаюсь описать житие святого князя Александра, сына Ярославова, внука Всеволодова. Поскольку слышал я от отцов своих и сам был свидетелем зрелого возраста его, то рад был поведать о святой, и честной, и славной жизни его. Но как сказал Приточник: "В лукавую душу не войдет премудрость: ибо на возвышенных местах пребывает она, посреди дорог стоит, при вратах людей знатных останавливается". Хотя и прост я умом, но все же начну, помолившись святой Богородице и уповая на помощь святого князя Александра.

Сей князь Александр родился от отца милосердного и человеколюбивого, и более всего — кроткого, князя великого Ярослава и от матери Феодосии. Как сказал Исайя-пророк: Так говорит Господь: "Князей я ставлю, священны ибо они, и Я их веду". И воистину — не без Божьего повеления было княжение его.

И красив он был, как никто другой, и голос его — как труба в народе, лицо его — как лицо Иосифа, которого египетский царь поставил вторым царем в Египте, сила же его была частью от силы Самсона, и дал ему Бог премудрость Соломона, храбрость же его — как у царя римского Веспасиана, который покорил всю землю Иудейскую. Однажды приготовился тот к осаде города Иоатапаты, и вышли горожане, и разгромили войско его. И остался один Веспасиан, и повернул выступивших против него к городу, к городским воротам, и посмеялся над дружиною своею, и укорил ее, сказав: "Оставили меня одного". Так же и князь Александр — побеждал, но был непобедим.

Потому-то один из именитых мужей Западной страны, из тех, что называют себя слугами Божьими, пришел, желая видеть зрелость силы его, как в древности приходила к Соломону царица Савская, желая послушать мудрых речей его. Так и этот, по имени Андреаш, повидав князя Александра, вернулся к своим и сказал: "Прошел я страны, народы и не видел такого ни царя среди царей, ни князя среди князей".

Услышав о такой доблести князя Александра, король страны Римской из северной земли подумал про себя: "Пойду и завоюю землю Александрову". И собрал силу великую, и наполнил многие корабли полками своими, двинулся с огромным войском, пыхая духом ратным. И пришел в Неву, опьяненный безумием, и отправил послов своих, возгордившись, в Новгород к князю Александру, говоря: "Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою".

Александр же, услышав такие слова, разгорелся сердцем, и вошел в церковь святой Софии, и, упав на колени пред алтарем, начал молиться со слезами: "Боже славный, праведный, Боже великий, сильный, Боже превечный, сотворивший небо и землю и установивший пределы народам, Ты повелел жить, не преступая чужих границ". И, припомнив слова пророка, сказал: "Суди, Господи, обидящих меня и огради от борющихся со мною, возьми оружие и щит и встань на помощь мне".

И, окончив молитву, он встал, поклонился архиепископу. Архиепископ же был тогда Спиридон, он благословил его и отпустил. Князь же, выйдя из церкви, осушил слезы и начал ободрять дружину свою, говоря: «Не в силе Бог, но в правде. Вспомним Песнотворца, который сказал: "Одни с оружием, а другие на конях, мы же имя Господа Бога нашего призовем; они, поверженные, пали, мы же устояли и стоим прямо"». Сказав это, пошел на врагов с малою дружиною, не дожидаясь своего большого войска, но уповая на Святую Троицу.

Скорбно же было слышать, что отец его, князь великий Ярослав не знал о нашествии на сына своего, милого Александра, и ему некогда было послать весть отцу своему, ибо уже приближались враги. Потому и многие новгородцы не успели присоединиться, так как поспешил князь выступить. И выступил против них в воскресенье пятнадцатого июля, имея веру великую к святым мученикам Борису и Глебу.

И был один муж, старейшина земли Ижорской, именем Пелугий, ему поручена была ночная стража на море. Был он крещен и жил среди рода своего, язычников, наречено же имя ему в святом крещении Филипп, и жил он богоугодно, соблюдая пост в среду и пятницу, потому и удостоил его Бог видеть видение чудное в тот день. Расскажем вкратце.

Узнав о силе неприятеля, он вышел навстречу князю Александру, чтобы рассказать ему о станах врагов. Стоял он на берегу моря, наблюдая за обоими путями, и провел всю ночь без сна. Когда же начало всходить солнце, он услышал шум сильный на море и увидел один насад, плывущий по морю, и стоящих посреди насада святых мучеников Бориса и Глеба в красных одеждах, держащих руки на плечах друг друга. Гребцы же сидели, словно мглою одетые. Произнес Борис: "Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру". Увидев такое видение и услышав эти слова мучеников, Пелугий стоял, трепетен, пока насад не скрылся с глаз его.

Вскоре после этого пришел Александр, и Пелугий, радостно встретив князя Александра, поведал ему одному о видении. Князь же сказал ему: "Не рассказывай этого никому".

После того Александр поспешил напасть на врагов в шестом часу дня, и была сеча великая с римлянами, и перебил их князь бесчисленное множество, а на лице самого короля оставил след острого копья своего. Проявили себя здесь шесть храбрых, как он, мужей из полка Александра. Первый — по имени Гаврило Олексич. Он напал на шнек и, увидев королевича, влекомого под руки, въехал до самого корабля по сходням, по которым бежали с королевичем; преследуемые им схватили Гаврилу Олексича и сбросили его со сходен вместе с конем. Но по Божьей милости он вышел из воды невредим, и снова напал на них, и бился с самим воеводою посреди их войска.

Второй — по имени Сбыслав Якунович, новгородец. Этот много раз нападал на войско их и бился одним топором, не имея страха в душе своей; и пали многие от руки его, и дивились силе и храбрости его.

Третий — Яков, родом полочанин, был ловчим у князя. Этот напал на полк с мечом, и похвалил его князь.

Четвертый — новгородец, по имени Меша. Этот пеший с дружиною своею напал на корабли и потопил три корабля.

Пятый — из младшей дружины, по имени Сава. Этот ворвался в большой королевский златоверхий шатер и подсек столб шатерный. Полки Александровы, видевши падение шатра, возрадовались.

Шестой — из слуг Александра, по имени Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он же от многих ран пал и так скончался.

Все это слышал я от господина своего великого князя Александра и от иных, участвовавших в то время в этой битве. Было же в то время чудо дивное, как в прежние дни при Езекии-царе. Когда пришел Сенахирим, царь ассирийский, на Иерусалим, желая покорить святой град Иерусалим, внезапно явился ангел Господень и перебил сто восемьдесят пять тысяч из войска ассирийского, и, встав утром, нашли только мертвые трупы. Так было и после победы Александровой: когда победил он короля, напротивоположной стороне реки Ижоры, где не могли пройти полки Александровы, здесь нашли несметное множество убитых ангелом Господним. Оставшиеся же обратились в бегство, и трупы мертвых воинов своих набросали в корабли и потопили их в море. Князь же Александр возвратился с победою, хваля и славя имя своего Творца.

На второй же год после возвращения с победой князя Александра вновь пришли из Западной страны и построили город на земле Александровой. Князь же Александр вскоре пошел и разрушил город их до основания, а их самих — одних повесил, других с собою увел, а иных, помиловав, отпустил, ибо был безмерно милостив.

После победы Александровой, когда победил он короля, на третий год, в зимнее время, пошел он с великой силой на землю немецкую, чтобы не хвастались, говоря: "Покорим себе славянский народ".

А был ими уже взят город Псков и наместники немецкие посажены. Он же вскоре изгнал их из Пскова и немцев перебил, а иных связал и город освободил от безбожных немцев, а землю их повоевал и пожег и пленных взял бесчисленное множество, а других перебил. Немцы же, дерзкие, соединились и сказали: "Пойдем, и победим Александра, и захватим его".

Когда же приблизились немцы, то проведали о них стражи. Князь же Александр приготовился к бою, и пошли они друг против друга, и покрылось озеро Чудское множеством тех и других воинов. Отец Александра, Ярослав, прислал ему на помощь младшего брата Андрея с большою дружиною. Да и у князя Александра было много храбрых воинов, как в древности у Давида-царя, сильных и стойких. Так и мужи Александра исполнились духа ратного, ведь были сердца их как сердца львов, и воскликнули: "О княже наш славный! Ныне пришло нам время положить головы свои за тебя". Князь же Александр воздел руки к небу и сказал: "Суди меня, Боже, рассуди распрю мою с народом неправедным и помоги мне, Господи, как в древности помог Моисею одолеть Амалика и прадеду нашему Ярославу окаянного Святополка".

Была же тогда суббота, и когда взошло солнце, сошлись противники. И была сеча жестокая, и стоял треск от ломающихся копий и звон от ударов мечей, и казалось, что двинулось замерзшее озеро, и не было видно льда, ибо покрылось оно кровью.

А это слышал я от очевидца, который поведал мне, что видел воинство Божие в воздухе, пришедшее на помощь Александру. И так победил врагов помощью Божьей, и обратились они в бегство, Александр же рубил их, гоня, как по воздуху, и некуда было им скрыться. Здесь прославил Бог Александра пред всеми полками, как Иисуса Навина у Иерихона. А того, кто сказал: "Захватим Александра", — отдал Бог в руки Александра. И никогда не было противника, достойного его в бою. И возвратился князь Александр с победою славною, и было много пленных в войске его, и вели босыми подле коней тех, кто называет себя "Божьими рыцарями".

И когда приблизился князь к городу Пскову, то игумены, и священники, и весь народ встретили его перед городом с крестами, воздавая хвалу Богу и прославляя господина князя Александра, поюще ему песнь: "Ты, Господи, помог кроткому Давиду победить иноплеменников и верному князю нашему оружием веры освободить город Псков от иноязычников рукою Александровою".

И сказал Александр: "О невежественные псковичи! Если забудете это до правнуков Александровых, то уподобитесь иудеям, которых питал Господь в пустыне манною небесною и перепелами печеными, но забыли все это они и Бога своего, избавившего их от плена египетского".

И прославилось имя его во всех странах, от моря Хонужского и до гор Араратских, и по ту сторону моря Варяжского и до великого Рима.

В то же время набрал силу народ литовский и начал грабить владения Александровы. Он же выезжал и избивал их. Однажды случилось ему выехать на врагов, и победил он семь полков за один выезд и многих князей их перебил, а иных взял в плен, слуги же его, насмехаясь, привязывали их к хвостам коней своих. И начали они с того времени бояться имени его.

В то же время был в восточной стране сильный царь, которому покорил Бог народы многие от востока и до запада. Тот царь, прослышав о такой славе и храбрости Александра, отправил к нему послов и сказал: "Александр, знаешь ли, что Бог покорил мне многие народы. Что же — один ты не хочешь мне покориться? Но если хочешь сохранить землю свою, то приди скорее ко мне и увидишь славу царства моего".

После смерти отца своего пришел князь Александр во Владимир в силе великой. И был грозен приезд его, и промчалась весть о нем до устья Волги. И жены моавитские начали стращать детей своих, говоря: "Вот вдет Александр!"

Решил князь Александр пойти к царю в Орду, и благословил его епископ Кирилл. И увидел его царь Батый, и поразился, и сказал вельможам своим: "Истину мне сказали, что нет князя, подобного ему". Почтив же его достойно, он отпустил Александра.

После этого разгневался царь Батый на меньшего брата его Андрея и послал воеводу своего Неврюя разорить землю Суздальскую. После разорения Неврюем земли Суздальской князь великий Александр воздвиг церкви, города отстроил, людей разогнанных собрал в дома их. О таких сказал Исайя-пророк: "Князь хороший в странах — тих, приветлив, кроток, смиренен — и тем подобен Богу". Не прельщаясь богатством, не забывая о крови праведников, сирот и вдов по правде судит, милостив, добр для домочадцев своих и радушен к приходящим из чужих стран. Таким и Бог помогает, ибо Бог не ангелов любит, но людей, в щедрости своей щедро одаривает и являет в мире милосердие свое.

Наполнил же Бог землю Александра богатством и славою и продлил Бог дни его.

Однажды пришли к нему послы от папы из великого Рима с такими словами: «Папа наш так говорит: "Слышали мы, что ты князь достойный и славный и земля твоя велика. Потому и прислали к тебе из двенадцати кардиналов двух умнейших — Агалдада и Ревмонта, чтобы послушал ты речи их о законе Божьем"».

Князь же Александр, подумав с мудрецами своими, написал ему такой ответ: "От Адама до потопа, от потопа до разделения народов, от смешения народов до начала Авраама, от Авраама до прохождения израильтян сквозь море, от исхода сынов Израилевых до смерти Давида-царя, от начала царствования Соломона до Августа и до Христова рождества, от рождества Христова и до распятия его и воскресения, от воскресения же его и вознесения на небеса и до царствования Константинова, от начала царствования Константинова до первого собора и седьмого — обо всем этом хорошо знаем, а от вас учения не примем". Они же возвратились восвояси.

И умножились дни жизни его в великой славе, ибо любил священников, и монахов, и нищих, митрополитов же и епископов почитал и внимал им, как самому Христу.

Было в те времена насилие великое от иноверных, гнали они христиан, заставляя их воевать на своей стороне. Князь же великий Александр пошел к царю, чтобы отмолить людей своих от этой беды.

А сына своего Дмитрия послал в Западные страны, и все полки свои послал с ним, и близких своих домочадцев, сказав им; "Служите сыну моему, как самому мне, всей жизнью своей". И пошел князь Дмитрий в силе великой, и завоевал землю Немецкую, и взял город Юрьев, и возвратился в Новгород со множеством пленных и с большою добычею.

Отец же его великий князь Александр возвратился из Орды от царя, и дошел до Нижнего Новгорода, и там занемог, и, прибыв в Городец, разболелся. О горе тебе, бедный человек! Как можешь описать кончину господина своего! Как не выпадут зеницы твои вместе со слезами! Как не вырвется сердце твое с корнем! Ибо отца оставить человек может, но доброго господина нельзя оставить; если бы можно было, то в гроб бы сошел с ним.

Много потрудившись Богу, он оставил царство земное и стал монахом, ибо имел безмерное желание принять ангельский образ. Сподобил же его Бог и больший чин принять — схиму. И такс миром Богу дух свой предал месяца ноября в четырнадцатый день, на память святого апостола Филиппа.

Митрополит же Кирилл говорил: "Дети мои, знайте, что уже зашло солнце земли Суздальской!" Иереи и диаконы, черноризцы, нищие и богатые и все люди восклицали: "Уже погибаем!"

Святое же тело Александра понесли к городу Владимиру. Митрополит же, князья и бояре и весь народ, малые и большие, встречали его в Боголюбове со свечами и кадилами. Люди же толпились, стремясь прикоснуться к святому телу его на честном одре. Стояли же вопль, и стон, и плач, каких никогда не было, даже земля содрогнулась. Положено же было тело его в церкви Рождества святой Богородицы, в великой архимандритье, месяца ноября в 24 день, на память святого отца Амфилохия.

Было же тогда чудо дивное и памяти достойное. Когда было положено святое тело его в гробницу, тогда Севастьян-эконом и Кирилл-митрополит хотели разжать его руку, чтобы вложить грамоту духовную. Он же, будто живой, простер руку свою и принял грамоту из руки митрополита. И смятение охватило их, и едва отступили они от гробницы его. Об этом возвестили всем митрополит и эконом Севастьян. Кто не удивится тому чуду, ведь тело его было мертво и везли его из дальних краев в зимнее время. И так прославил Бог угодника Cвоего.

Два подвига св.Александра Невского

Г.В.Вернадский.
«Евразийский временник» Книга IV. Прага, 1925

Во времена императора Николая Павловича в Париже напечатана была получившая громкую известность книжка о России «La Russie en 1839» маркиза Кюстина. Эта книжка представляет собою — в форме путевых впечатлений — озлобленный памфлет, направленный против России, Русской Церкви, Русского Государства, Русского Народа. Книга Кюстина — одно из звеньев большой цепи европейского русофобства, одно из проявлений ненависти Европы к России и страха Европы перед Россией 2. Кюстин не ограничивается нападками на современную ему Императорскую Россию, он стремится при случае развенчать и русское прошлое, подорвать исторические основы русского бытия. В числе нападок Кюстина на русское прошлое, обращают на себя внимание иронические слова, посвященные памяти святого и благоверного князя Александра Невского. Кюстин говорит: "Александр Невский — образец осторожности; но он не был мучеником ни за веру, ни за благородные чувства. Национальная церковь канонизировала этого государя, более мудрого, чем героического. Это — Улисс среди святых" 3.

Так в XIX веке западноевропейский писатель-латинянин, стремился развенчать русского святого князя, вся деятельность которого была направлена на борьбу с Западом и латинством. Мечом нападали на Александра европейцы XIII века; литературною насмешкою заменил меч европеец XIX века; впрочем и это "безкровное" орудие было, как оказалось, лишь подготовкою к мечу (ведь через несколько лет за книгою Кюстина последовали Крымская война и Севастополь!).

Высмеиваемые Кюстином "мудрость" и "осторожность" Александра Невского насмешке, казалось бы, не подлежат: отмеченные Кюстином качества соединялись в личности Александра с самым подлинным героизмом и подчас безрассудною смелостью. Александр доказал это своею борьбою против Запада. Подвиг брани Александр свершил на берегах Невы и на льду Чудского озера; печать этого подвига он возложил мечом на лицо Биргера. Но перед силою Востока Александр действительно счел нужным себя смирить. Мудрость Александра, по слову летописца, была от Бога; его осторожность была, на самом деле, подвигом смирения.

XIII век представлял собою знаменательную эпоху в русской истории. В предшествующие века сложилась и ярким цветом зацвела русская культура как своеобразное сочетание и пышное возрастание на славянской почве богатых ростков Православной Византии, Востока степных кочевников, Севера варягов-викингов. Киевская Русь 4 поражает блеском и роскошью жизни материальной и духовной, расцветом искусства, науки, поэзии. Складывается и мощное национальное самосознание (епископ Иларион и летописец Никон Великий — все равно, одно ли это лицо под двумя именами, или два лица с одинаковым горением и одинаковым устремлением мысли и чувства). К XIII веку Русь стоит перед грозными испытаниями. Самое ее существование — ее своеобразие и самобытность — поставлены на карту. Развернувшаяся на великой восточно-европейской равнине, как особый культурный мир между Европой и Азией, Русь в XIII веке попадает в тиски, так как подвергается грозному нападению обеих сторон — латинской Европы и монгольской Азии.

В 1206 г. в сердце Азии произошло событие, во многом определившее дальнейшие судьбы истории. В Делигун Булак на истоках Орхона курултай (собрание старейшин) монгольских народов провозгласил местного завоевателя окрестных племен, воинственного князька Темучина — Самодержцем (Чингисханом). Началось монгольское движение на Китай, Туркестан, Малую Азию, Европу. Меньше, чем через двадцать лет после того, передовые кавалерийские отряды Чингисхана уже нанесли русским князьям страшное поражение на Калке. Почти одновременно — всего за два года до Дели-гун-Булакского курултая — не менее значительное событие произошло и в Европе; в 1204 г. западноевропейские крестоносцы взяли приступом Царьград и страшно разграбили его; Православное Византийское Царство было ниспровергнуто; на месте его основана Латинская Империя. Вслед за Византией, казалось, пришел черед и Руси. Наступление началось по всему фронту. Венгрия и Польша бросились на Галицию и Волынь; немецкие крестоносцы утвердились в начале XIII в. в Риге (Ливонский орден) и Пруссии (тевтонский орден) и оттуда повели наступление на Псков и Новгород; наконец, шведы двинулись на Русь через Финляндию; мечом и огнем немцы и шведы обращали в латинство как язычников литовцев, эстов и финнов, так и православных — русских. Годы высшего напряжения двусторонней опасности для Руси — конец 1230-х-1240 год. Зима 1237-1238 г.г. — первый татарский погром Руси (преимущественно северо-восточной); в 1240 г. татарами взят Киев (6 декабря); в том же году, побуждаемый папой на крестовый поход против "неверных", шведский правитель и полководец Биргер высадился на берегах Невы (июль).

Русь могла погибнуть между двух огней в героической борьбе, но устоять и спастись в борьбе одновременно на два фронта она не могла. Предстояло выбирать между Востоком и Западом. Двое сильнейших русских князей этого времени сделали выбор по-разному. Даниил Галицкий выбрал Запад и с его помощью попытался вести борьбу против Востока. Александр Невский выбрал Восток и под его защитою решил отбиваться от Запада. Политика Даниила Галицкого не была, впрочем, последовательной и прямолинейной. Даниил лавировал между римским папою, Уграми (Венгрией), Чехией, Польшей, Литвою, татарами, собственными боярами и родственниками-князьями. Первый страшный удар нанесен был татарами юго-западной Руси в конце 1240г. (взятие Киева); вся Волынь и Галиция были затем опустошены; к Берестью нельзя было подойти от смрада гниющих трупов; во Владимире не осталось живой души. Даниил не пытался оказывать сопротивления. Еще до взятия Киева он уехал в Угры, ища против татар помощи у короля Угорского. Хлопоты Даниила оказались тщетны. Как известно, монгольская волна залила всю восточную и среднюю Европу — Венгрию, Силезию, Моравию, Хорватию, Балканы.

Волна схлынула (в 1241 г.) не потому, чтобы монголы встретили серьезное военное сопротивление — наоборот, они побеждали повсюду (при Легнице в Силезии; на р.Солоней в Уграх), — а вследствие внутренних осложнений в глубинах монгольской державы (смерть великого хана Огодая и связанные с этим вопросы престолонаследия и внутренней монгольской политики, живо волновавшие Батыя, руководителя европейского похода монголов). Даниил вернулся на Русь, где ему пришлось вести длительную борьбу с галицкими боярами, перемышльским владыкою, бывшим черниговским князем Ростиславом, уграми и поляками. Борьба шла успешно и завершилась решительною победою Даниила над польскими и угорскими войсками Ростислава (под Ярославом, 1249 г.). Между тем уже в следующем 1250 году монголы вновь заинтересовались юго-западною Русью. Батый прислал сказать Даниилу: "Дай Галич". Не чувствуя себя опять в силах бороться оружием, Даниил решил подчиниться и поехал сам к Батыю. Против ожидания Даниил был встречен ласково. Войдя в вежу (палатку) Батыя, Даниил поклонился по монгольскому обычаю. Батый сказал ему: "Данило, чему еси давно не пришел? А ныне оже еси пришел, то добро же. Пьеши ли черное молоко, наше питье — кобылий кумыс?" Даниил: "Доселе есмь не пил — ныне же ты велишь — пью". Батый: "Ты уже наш татарин, пий наше питье". Даниил выпил и поклонился по обычаю. Потом Батый прислал Даниилу вино, сказав: "не обыкли (вы) пити молока, пий вино".

Даниил пробыл в орде почти месяц и достиг цели: Батый оставил за ним все его земли. Немедленно сказалось международное значение Даниилова шага: Запад начал заискивать перед ним, угорский король Бела IV прислал послов с предложением мира и родственного союза. Сын Даниила Лев женился на дочери угорского короля. На стороне Белы Даниил вмешался в дела и распри Средней Европы — спор из-за австрийского герцогства, дела чешские и моравские. В поход 1252 г. войско Даниила (вероятно лучший полк, гвардия) было вооружено и обучено на татарский лад. "Немцы же, дивящиеся оружью татарскому, беша бо кони в личинах и в коярех кожаных и людье во ярыцех, и бе полков его светлость велика"… Подчинением монгольскому влиянию Даниил приобщался к мировой силе монгольской экспансии — попадал как бы в русло исторического потока. Почти необозримые дипломатические перспективы открывались перед Даниилом в восточной и средней Европе. Он сам закрыл их перед собою своим неуменьем постигнуть значение исторического момента. Его подчинение монгольской силе не было продуманным и последовательным; это был лишь случайный ловкий ход политического оппортунизма. Все политические и культурные симпатии, навыки и вкусы отталкивали Даниила от монгольской Азии. Среди своей снаряженной по татарскому образцу гвардии Даниил в упомянутом походе 1252 г. не изменил византийскому одеянию русских князей. "Сам же (Даниил) еха подле короля (Угорского) по обычаю Руску, бе бо конь под ним дивлению подобен, и седло от злата жжена, и стрелы и сабля златом украшена и иными хитростями якоже дивитися, кожух же оловира (шелка) Грецкого и круживы златыми плоскими ошит и сапоги зеленаго хьеза (кожи) шиты золотом, немцем же зрящим много дивящимся". Блестящему и честолюбивому князю должно было нравиться играть роль среди западных государей и рыцарей, вызывать восхищение и удивление в их среде. Тем более должна была ему казаться унизительною зависимость от диких — с его точки зрения — кочевников и варваров. Милостивое отношение Батыя было поэтому Даниилу оскорбительно и тяжело. Эти чувства ярко отразил летописец 5: "О злее зла честь Татарская: Данилови Романовичу князю бывшу велику, обладавшу Русскою землею, Киевом и Володимером и Галичем… ныне седит на колену и холопом называется… О злая честь Татарская — его отец 6 бе царь в Русской земле, иже покори Половецкую землю и воева на иныя страны все".

Оскорбленное самолюбие Даниила заставило его искать новых путей, чтобы высвободиться из-под монгольской зависимости. Византийское царство было низвергнуто: оставался латинский Запад. Чтобы рассчитывать на помощь Запада — новый крестовый поход — нужно было обратиться к формальному главе Запада — папе. Даниил это и сделал: он вступил в переговоры с папою Иннокентием IV о соединении церквей 7. Папа обещал различные льготы и милости; русскому духовенству разрешено служить на квасных просфорах; признан был законным брак Даниилова брата Василька на близкой родственнице; крестоносцам и духовным лицам запрещено приобретать имения в русских областях без позволения великого князя; самому великому князю обещан королевский титул. Наконец, посланы были (1253 и 1254 гг.) от папы всем государствам средней и восточной Европы призывы о крестовом походе против татар на помощь Даниилу. Рассчитывая на помощь Запада, Даниил начал деятельно подготовляться к борьбе с монголами: собирать войска и деньги, укреплять города, населять их 8, возвеличивать власть свою. В 1255 г. в гор. Дрогичине Даниил короновался присланною ему от папы королевскою короною. Даниилу нужна была однако не только корона, а прежде всего военная помощь. Помощь эта не приходила: призывы папы остались без последствий. Тогда Даниил прервал с папою сношения. Между тем надвигалась гроза с Востока. Даниил увидел, что не в силах справиться с этою грозою — предотвратить начавшееся опустошение своей земли татарами. Ему пришлось уступить и бросить все свои мечты. По требованию приднепровского татарского баскака Куремсы Даниил приостановил все свои военные приготовления против татар и срыл укрепления волынских городов (1261). Через несколько лет после того Даниил умер (1264). Вся "большая политика" его таким образом кончилась неудачею; он имел успех только в "малой политике" — борьбе с непосредственными соседями литовцами, которых против него не поддерживали ни монголы, ни крестоносцы — латиняне.

Даниил разменялся на повседневные политические мелочи и упустил из рук главные нити исторических событий. Он выиграл несколько отдельных сражений, но проиграл самое главное — Православную Россию. Результатом его политики были долгие века латинского рабства юго-западной Руси. Не прошло и ста лет после смерти Даниила, как вся его отчина — Галицко-Волынская земля — была расхватана соседями: уграми, поляками, литовцами. Латинское рабство в отдельных частях Руси не изжито было до наших дней — до начала мировой войны 1914 г., а ныне, кажется, возобновилось все в той же многострадальной Волынской земле с прежнею тяжестью или даже тяжелее прежнего…

Полную противоположность деятельности Даниила Романовича представляет собой деятельность Александра Ярославича. С гораздо меньшими историческими данными Александр добился больших и несравненно более прочных политических результатов. Шумная и блестящая эпопея Даниила Галицкого прошла впустую. Глубокая и настойчивая политическая работа Александра Невского привела к великим следствиям. Даниил имел в своем распоряжении исключительно благоприятные историко-географические силы: несравненный плацдарм в сердце средней Европы; используй Даниил с тыла поддержку монгольской силы, он достиг бы результатов совершенно непредвиденных и необыкновенных. Он мог бы прочно утвердить Русь и Православие в восточной и средней Европе. Александр наоборот имел данные историко-географические из рук вон плохие. Северо-западный угол европейской России не открывал перед ним широких международных перспектив. Но если Александр мало мог приобрести, он мог очень много — если не все — потерять. Он мог потерять не только "окна в Европу" — Новгород и Псков: речь шла о самом существовании Руси, ее культуры и самобытности, о срединном очаге этой культуры. Предстояло поддержать живую энергию русской культуры — Православие — и обеспечить сохранность основного уже в то время источника этой энергии — родины русской народности. Если бы латинский Запад разгромил Новгород, Псков, Тверь — могло бы оказаться, что остаток северо-восточной Руси был бы уже слишком слаб для самостоятельной жизни, мог бы вовсе раствориться в татарской стихии, а не ее претворить в себя (как это произошло затем в действительности).

Историческая задача, стоявшая перед Александром была двояка: защитить границы Руси от нападений латинского Запада и укрепить национальное самосознание внутри границ. Для решения той и другой задачи нужно было отчетливо сознавать и глубоко чувствовать — инстинктом, нутром, так сказать — исторический смысл своеобразия русской культуры — Православие. Спасение Православной веры и было основным камнем политической системы Александра. Православие для него не на словах, а на деле было — "столп и утверждение истины". Раз основа была неколебимая и прочная — Александр уже не боялся искать любых исторических союзников, чтобы эту основу утвердить. Глубоким и гениальным наследственным историческим чутьем Александр понял, что в его историческую эпоху основная опасность для Православия и своеобразия русской культуры грозит с Запада, а не с Востока, от латинства, а не от монгольства. Монгольство несло рабство телу, но не душе. Латинство грозило исказить самое душу. Латинство было воинствующей религиозною системою, стремившеюся подчинить себе и по своему образцу переделать Православную веру русского народа. Монгольство не было вовсе религиозною системою, а лишь культурно-политическою. Оно несло с собою законы гражданско-политические (Чингисова яса), а не религиозно-церковные.

Мы привыкли ставить знак равенства между понятиями татарин и мусульманин, но первоначальная монгольская волна отнюдь не была мусульманскою. Лишь через сорок лет после битвы на Калке хан Золотой Орды Берке принял мусульманство (ок.1260). Но сам Берке был лишь местною властью, областною, а не имперскою. Он подчинялся Великим Ханам Монгольским (своим двоюродным братьям): Менке, а после смерти этого последнего — знаменитому Кубилаю, мудрость и терпимость которого так прославляет Марко Поло. Основным принципом Великой Монгольской Державы была именно широкая веротерпимость, или даже более — покровительство всем религиям. Первые монгольские армии, которые создали своими походами мировую монгольскую империю, состояли преимущественно из буддистов и христиан (несториан). Как раз во времена князей Даниила и Александра монгольские армии нанесли страшный удар мусульманству (взятие Багдада, 1258 г.) Именно отсюда проистекало то принципиально сочувственное отношение ко всякой религиозно-церковной организации, которое составляет такую характерную черту монгольской политики и которое удержалось потом в значительной степени даже в мусульманской Золотой Орде. В частности, и Православная церковь в России сохранила полную свободу своей деятельности и получала полную поддержку от ханской власти, что и было утверждено особыми ярлыками (жалованными грамотами) ханов. С этой стороны Александру Невскому не только не нужно было опасаться монголов, но он мог рассчитывать даже на их помощь. Поэтому и подчинение Александра монголам не было чисто механическим, только вынужденным. Александр видел в монголах дружественную в культурном отношении силу, которая могла помочь ему сохранить и утвердить русскую культурную самобытность от латинского Запада. Вся политика подчинения монгольскому Востоку была, таким образом, у Александра не случайным политическим ходом, как у Даниила, а осуществлением глубоко продуманной и прочувствованной политической системы.

Александр Ярославич, подобно Даниилу Романовичу — богато одаренная личность в отношении и духовном и физическом. Житие Александра 9 восхваляет качества его ума и сердца, красоту и храбрость. "Мудрость же и остроумие дадеся ему от Бога, яко Соломону". С юных лет "вселися в сердце его страх Божий, еже соблюдати заповеди Господни и творити я во всем… Во все же время юности своея смиренномудрие вседушно держаше, кротость же стяжа и от тщеславия отвращашеся… Во устех же его безпрестанно бяху божественные словеса, услаждающа его паче меда и сота". Эти словеса он читал "со усердием, и вниманием, и желаше сих речения и делом исполняяй". Душевным качествам Александра соответствовали телесные. "Бе же розрастом (ростом) велик зело, красота же лица его видети, яко Прекраснаго Иосифа, сила же его бе, яко часть от силы Самсоновы, глась же его слышати, яко труба в народе; храбрость же его — яко Римскаго царя Веспасиана". Александр Ярославич сел на княжеский стол перед самым монгольским нашествием.

В 1236 г. князь Ярослав, отправившись походом из Новгорода на Киев, посадил сына князем в Новгороде. В Новгороде сидел Александр и во время первого монгольского нашествия на Русь зимою 1237-1238 гг. Как известно, в это первое нашествие татары до Новгорода не дошли. "И тамо дойти поганым возбрани некая сила божественная, — говорит Степенная Книга, — и не попусти им ни мало приближитися не токмо ко пределам Великаго Новаграда, но идеже и инде прилучится им тогда пребывати и воиньствовати супротивных и враждующих Литву и Немец". Тем не менее, и Новгород с остальными русскими городами и землями вошел в подчинение татарской власти. В 1239 г. отец Александра Ярослав должен был лично ехать в Орду для выражения покорности. Батый принял его с "великою честью" и сказал: "Ярославе! буди ты старей всем князем в русском языце (народе)". Сына Константина Ярослав отправил в Азию в ставку Великого хана 10.

Под прикрытием монгольского мира на Востоке другой сын Ярослава Александр в эти именно годы блистательно отбивал все нападения с Запада. Как было уже сказано, в июле 1240 г. шведский ярл Биргер, побуждаемый папою на крестовый поход против неверных (т.е. православных), высадился на берегах Невы. Услыхав об этом, Александр, по словам древнего жития 11 "разгорелся сердцем, вниде в церковь святыя Софьи (в Новгороде), поде на колену перед олтарем, нача молиться со слезами… и восприим Псаломную песнь рече: суди, Господи, обидящим мя, возбрани борющимся со мною, приими оружие и щит, стань в помощь мне. Скончав молитву, встав, поклонися архиепископу, архиепископ же Спиридон благослови же его и отпусти". Александр двинулся в поход "в мале дружине, не сождався со многою силою своею, но уповая на святую Троицу". 15 июля в 6 часов утра началось сражение ("сеча велика над римляны"). Победа Александра была полная и решительная: "изби множество безчисленно их" ("римлян", т.е. шведов-латинян). Самому Биргеру Александр "взложи печать на лице острым своим мечем". Невская победа произошла в обстановке величайшего религиозного напряжения. Она сопровождалась чудом: перед боем морской побережный стражник Пелгусий, бывший язычник, крещеный в православие и нареченный Филиппом, имел видение. Пелгусий стоял "при крае моря, стрежашеть обою пути, и пребысть всю нощь во бденьи; яко же нача всходити солнце, и слыша шумъ страшенъ по морю, и виде насадъ (судно) един гребущь, посреде насада стояща мученику Бориса и Глеба в одеждах червленныхъ… и рече Борис: брате Глебе! повели грести, да поможемх сроднику своему Александру". В то время, как Новгород подвергся нападению шведов, на Псков напали немцы (ливонские рыцари) и взяли его; немцы вошли затем в Новгородскую землю и попытались там крепиться, построили крепость в Копорье.

В 1241 г. Александр взял Копорье со всем немецким гарнизоном. В начале 1242 г. Александр занял Псков и тотчас пошел на Чудскую землю во владенья Ливонского Ордена. 5 апреля на льду Чудского озера произошла знаменитая битва, известная под именем Ледового побоища. Немцы и чудь построились свиньей (клином); им удалось было прорвать линию русской рати, но в это время Александр с отборным отрядом зашел немцам в тыл и этим решил дело. Разгром неприятеля был полный. "И бысть сеча зельна на немцы и на чудь" — говорит житие Александра — "и трескъ великъ отъ копей ломания и звукъ страшенъ отъ мечнаго сечения… и не бъ видети леду: покрыло бо ся кровию". Один самовидец свидетельствовал, что видел "полки Божий на воздусе пришедшима на помощь ему (Александру)". Торжественно было возвращение Александра во Псков: "изыдоша во сретение ему весь освященный соборъ съ честными кресты и со святыми иконами и всенародное множество, хвалу Богови возсылающе и благодарные песни воспевающе: Пособивый Господи кроткому Давиду победити иноплеменники и благоверному великому князю нашему Александру оружиемъ крестный градъ Псковъ освободити отъ поганыхъ иноплеменникъ".

После ряда блестящих и славных побед над Западом Александру пришлось воочию ощутить силу Востока: он должен был ехать во Владимир прощаться с отцом своим Ярославом, который отправлялся в Орду к Батыю. За смирением на Востоке опять следовали победы на Западе (несколько побед над Литвою в 1245 г. в районе Торопца и Витебска). В том же 1245 году из Азии, из ставки Великого Хана, вернулся Константин Ярославич. Взамен его вглубь Азии поехал сам Ярослав. В августе 1246 года Ярослав принял участие в курултае, на котором Великим Ханом провозглашен был Гуюк, сын Огодая и Туракины. Вскоре после этого Ярослав заболел и умер (там же, в ханской ставке). После смерти отца Александр оказался в непосредственной близости к Востоку; ему пришлось уже самостоятельно решать между Востоком и Западом. И Восток, и Запад звали его каждый на свою сторону… В 1248 году составлена была папская булла, в которой папа обещал Александру за признание Римского престола помощь ливонских рыцарей против татар 12. С другой стороны, Батый прислал Александру сказать: "Иже въ русскихъ держателяхъ пресловущий княже Александре, вемъ яко разумно (известно) ти есть, иже мне Богъ покорилъ многие языки (народы), и вей повинуются державе моей. И паче ли всехъ единъ ты нерадиши покоритися силе моей? Внимай убо себе; аще мыслиши соблюсти землю твою невредиму, то потщися немедленно прийти до мене, и узриши честь и славу царствия моего себе же и земле твоей полезная приобрящеши".

Александр поехал к Батыю с братом Андреем. От Батыя братья отправились к Великому Хану Гуюку (поездка в Азию заняла у них два года). Андрею дан был Владимир, Александру — Новгород и Киев. В Твери княжил третий брат — Ярослав. Александр, как старший, требовал от братьев подчинения. Целью его политики было объединение всей Руси под одним великим князем. Не встречая покорности в братьях, Александр не останавливался перед тем, чтобы смирять их с помощью татар. В 1252 г. татарский отряд Неврюя изгнал Андрея из Владимира; великокняжеский стол передан Александру. В 1256 г. Александр силою выгнал из Новгорода другого брата Ярослава (который из Твери перешел в Псков, а оттуда в Новгород). Вслед за этим Александр жестоко наказал новгородцев, не хотевших платить татарам дань ("число"). В 1259 г. Александр лично присутствовал при взятии татарами этого "числа".

В 1262 г. Александр последний раз воевал против Запада: он послал в поход (на Юрьев-Ливонский) сына своего Димитрия и смирившегося брата Ярослава. Русские осилили немцев и сожгли посад (крепости взять не смогли). Самому Александру пришлось в это время ехать в Орду умилостивлять хана, разгневанного мятежом: во многих северо-русских городах в 1262г. народ избил татарских откупщиков дани, не понимая, что за каждым баскаком стояла грозная сила всей монгольской империи. Александру удалось уладить дело благополучно: хан Берке удовольствовался его извинениями и новыми изъявлениями покорности. Спасение русской земли от нового разорения было последним политическим актом Александра. В Орде Александр пробыл почти год. На обратном пути он заболел (в Нижнем Новгороде) и в Городце на Волге умер (14 ноября 1263 г.). Перед смертью Александр призвал: "вся свои князи и бояре и все чиновники даже и до простыхъ, и оть коегождо ихъ прощение просяще, и всемъ имъ тако же прощение подаваше, и вей горьце плачущися о разлучении господина своего. Ужасно бе видети, яко въ толице множестве народа не обрести человека не испусти слезъ, но вей со восклицаниемъ глаголаху: Увы нам, драгий господине нашъ! Уже къ тому не имамы видети красоты лица твоего, ни сладкихъ твоихъ словесъ насладитися! Къ кому прибегнемъ и кто ны ущедрить? Не имуть бо чада отъ родителю такова блага прияти, яко же мы отъ тебе воспримахомъ, сладчайший наш господине!" Митрополит Кирилл был во Владимире, когда пришла весть о кончине Александра. Выйдя к народу, митрополит объявил: "Уже заиде солнце земли Русския". Потом помолчал, прослезился и сказал: "Благоверный великий князь Александръ преставился отъ жития сего". "И бысть во всемъ народе плачъ неутешимъ".

Деятельность Александра определялась не только чисто политическими планами и расчетами. Политика его тесно связана была со всеми его нравственно-религиозными понятиями. Вернее сказать, в основе его политики лежали принципы религиозно-нравственные. Политическая система Александра есть в то же время система религиозно-нравственная. Александр Ярославич не только политик и воин: он прежде всего глубоко верующий человек и знающий богослов. Когда римский папа прислал к Александру двух кардиналов для убеждения в латинской вере, Александр — "совещавъ съ мудрецами своими" — составил обстоятельное возражение. "Исписавъ къ нему отъ Адама и до потопа, а от потопа и до разделения языкъ и до начала Авраама, а отъ Авраама… до Августа кесаря, а отъ Августа царя до Христова Рождества и до Страсти и до Воскресения Его, отъ Воскресения же и до Вознесения на небеса и до царства Константина Великаго и до Перваго Вселенскаго Собора святыхъ отецъ, а отъ Перваго и до Седьмого Собора. Сии вся добре сведаемъ, сия суть въ насъ, учения сии целомудрствуемъ, иже во всю землю изыдоша вещания ихъ и въ концы вселенныя глаголы их, якоже проповедашеся отъ святыхъ апостолъ Христово Евангелие во всемъ мире, по сихъ же и предания святых отец Седми Собор Вселенскихъ. И сия вся известно хранимъ, а отъ васъ учения не приемлемъ и словесъ вашихъ не слушаемъ".

Религиозно-нравственная философия Александра Невского была вместе с тем и политическою его философией. В житии Александра приводятся два главных основания для его "хождения во Орду". Александр "умысли итти во Орду": 1) "подобяся благой ревности благочестиваго си отца" и 2) "избавы ради христианския". Объяснением ко второму мотиву являются слова Батыя: "аще мыслиши соблюсти землю твою невредиму, то потщися немедленно прити до мене". Что касается первого мотива, житие поясняет его следующим образом: "Богомудрый же великий князь Александр разсуди, яко святый отецъ его Ярославъ не ради (не заботился) о временном царствии, но шедъ во Орду и тамо положи живот свой за благочестие и за вся своя люди и темъ измени (обезпечилъ) себе Небесное Царствие". Готовность положить живот свой за люди своя — это то же, что иначе выражено словами "избавы ради христианския". Готовность положить живот свой "за благочестие" — это вполне отвечает стойкости Александра в православной вере и стремлению его — во что бы то ни стало обеспечить существование православной церкви. Сложнее смысл слов "не ради о временном царствии". Подобными словами в наших летописях выражается обычно мысль о готовности властителя без боязни и без колебаний принять в борьбе с врагомъ смерть и мученический венец, променяв "временное царствие" на "вечное13. Но в применении к восточной политике Ярослава и Александра — политике не вооруженной борьбы, или восстания, а подчинения и покорности — слова эти должны иметь другой оттенок и смысл. Их можно сопоставить опять-таки со словами Батыя: "узриши честь и славу царствия моего". То, о чем говорит Батый, — блеск земной славы ("временного царствия"): о нем-то и не радел Ярослав. О нем радел зато Батый, о нем радел и Даниил Галицкий. Этим внешним блеском и величаньем земного царствия и пожертвовал Александр ради глубины понимаемых им истинных основ царской власти: "за благочестие и за вся своя люди", "избавы ради христианския". "Злее зла честь татарская" была для самолюбия Даниила: Александр принял эту честь со смирением. Невыносимо было для Даниила стать подручным ("холопом") — татарского хана: Александр перенес и это со смирением. Александр — "побеждая везде, а не победимъ николиже (никогда)" — устоял перед искушением — подобно Даниилу — путем компромисса с латинским Западом искать себе союзников против Востока.

Подчинение Александра Орде иначе не может быть оценено, как подвиг смирения. Неслучайно в видении Пелгусия в помощь Александру являются именно Борис и Глеб — святые смирения, по преимуществу. Недаром и Степенная Книга говорит, что "смиренную мудрость" Александр "стяжа паче всехъ человекъ". Христианский подвиг не всегда есть мученичество внешнее, а иногда, наоборот, внутреннее: не только брань видимая, но и "брань невидимая", борьба с соблазнами душевными, подвиг самодисциплины и смирения. И этот подвиг может быть присущ не только частному лицу, но и властителю. Сан Государя — Божественное установление. Но перед каждым государем возникают и соблазны и увлечения земным окружением власти — внешнею пышностию и суетным ("временным") величием. Подвиг власти может состоять в том, чтобы достойно отстаивать внешнюю независимость и величие сана — отстаивать даже до смерти. Но подвиг власти может состоять также и в том, чтобы выполняя основные задачи сана, защищая "благочестие и люди своя", внутренне преодолевать, когда это нужно для исполнения основной задачи, земное тщеславие власти. "Тот, кто указывает и распоряжается", — говорит в одном из своих оглашений преп.Феодор Студит — "должен соблюдать умеренность и смирение, ибо Творец естества поставил его выдающимся и более почетным членом тела". Таков и был по отношению к Востоку подвиг св.Александра Невского.

По отношению же к Западу это был подвиг не сложный, а простой, брань не только невидимая, но также и видимая.

Два подвига Александра Невского — подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке — имели одну цель: сохранение православия как нравственно-политической силы русского народа. Цель эта была достигнута: возрастание русского православного царства совершилось на почве, уготованной Александром. Племя Александра построило Московскую державу. Когда исполнились времена и сроки, когда Русь набрала сил, а Орда, наоборот — измельчала, ослабла и обессилела 14 тогда стала уже ненужною Александрова политика подчинения Орде: Православное Царство могло быть воздвигнуто прямо и открыто, Православный стяг поднят без опасений. Тогда политика Александра Невского естественно должна была превратиться в политику Дмитрия Донского. Внутренняя необходимость такого превращения наглядно подчеркнута в "Сказании чудес по преставлении блаженного Александра", именно — в "чуде о Донской победе". "Яко же въ животе, тако и по преставлении, — свидетельствует Сказание, — сей чудный самодержецъ Александръ не оставляетъ, ни забываеть свою паству, но всегда въ нощи и во дни снабдевая и заступая отъ врагъ видимыхъ и невидимыхъ… Во преименитомъ граде Владимире во обители Пречистыя Богородицы честнаго Ея Рождества у честныя раки блаженнаго великаго княза Александра во едину отъ нощи (на 8 сент. 1380 г.) пономареви церкви тоя спящю въ паперти церковней и виде въ церкви свещи о себе возгоревшася; и два старца честна изыдоста отъ святого олтаря и приидоста ко гробу блаженнаго князя Александра и глаголаста: О господине Александре, востани и ускори на помощь правнуку своему, великому князю Димитрию, одолеваему сущу отъ иноплеменникъ. И въ часъ святый великий князь Александръ воста изъ гроба и абие со обема старцы вскоре невидимы быста". Так, положник подвига смирения по отношению к татарам, когда нужно оказалось, взамен смирения подвигся на брань. Исторически, конечно, так и было: рать Димитрия возросла на смирении Александра. Московское Царство в значительной степени плод мудрой Александровой политики. Степенная Книга, подводя под это Царство духовно-исторические основы, обнаружила глубокое понимание истории, когда среди основателей Царства уделила св.Александру Невскому такое значительное место в "граняхъ" своего повествования.

Александр Невский и Даниил Галицкий олицетворяют собою два исконных культурных типа истории русской, и даже шире того, мировой 15: тип "западника" и тип "восточника". В XIX веке в русском обществе получило большую известность разделение на "западников" и "славянофилов". Это видоизменение тех же основных типов. Рознь между западниками и славянофилами в середине XIX века проявлялась преимущественно в рамках литературных мнений. Осознание культурных противоречий Запада и Востока должно выйти за пределы литературы, должно стать действенным. Не одни только литературные мнения, а также деяния, чувства и подвиги прошлого должны быть нами по новому поняты и оценены. Яркими маяками двух мирочувствований светят нам образы двух русских князей — Даниила Галицкого и Александра Невского. Наследием блестящих, но не продуманных, подвигов одного было латинское рабство Руси юго-западной. Наследием подвигов другого явилось великое Государство Российское.


[ Вверх ][ Оглавление ][ Книги ][ Чтение ][ Главная ]

Примечания:
*
     Дорогой читатель, прошу Ваших святых молитв за рр.Б.Александра и Марину. Спаси Господи.    /ds/
1.    Текст приводится по изданию: Памятники литературы Древней Руси. XIII век (Пер.В.И.Охотниковой). М., 1981. С.426-439
2.    Отвечало бы интересной социологической задаче проследить историю этой ненависти и страха хотя бы за XVIII-XIX века. Книга Кюстина у меня имеется в 3-м издании (Paris, 1846).
3.    La Russie en 1839, par le marquis de Custine. t.1 (1846) p.265.
4.    Термин "киевский" употребляется здесь не как территориальный, а как культурно-хронологический.
5.    Здесь, как и раньше, имеется в виду Галицко-Волынская летопись в Ипатьевском списке (под 1249 и 1250 г.).
6.    Великий князь Роман Мстиславич (Волынский и Галицкий).
7.    Переговоры начались еще до подчинения Даниила Батыю при посредстве ездившего в Орду от папы монаха Плано-Карпини (1246-1247).
8.    При этом новыми поселенцами в городах явились большею частью немцы, поляки, евреи; последствия сказались в дальнейшем развитии этих городов.
9.    Пространное — Степенная Книга, 8-я степень.
10.   В это время Великого Хана вовсе не было. Управляла Империей вдова Огодая Туракина.
11.   Лаврентьевская летопись под 1263 г.
12.   Доставлена была эта булла Александру ок.1251 г., к какому времени относится и ответ Александра папе, занесенный в житие.
13.   См. статью М.В.Шахматова в третьей книге "Евразийского временника".
14.   Роковую роль для турко-монголов сыграл религиозный их раскол — обращение западных турко-монголов в мусульманство.
15.   Мировой — в смысле Старого Света, — Евразии.

Copyright © 2003-2004
Слава Богу за все!
Webmaster: ds

Сайт создан в системе uCoz