Значение ^*
четверичного числа Евангелий

В первые века христианства Евангелий появилось довольно много; но под­линно написанных апостолами и, следовательно, единственно достовер­ных было и принято Церковью только четыре, которые и внесены в ка­нон священных книг: первое от Матфея, второе от Марка, третье от Луки, четвертое от Иоанна. Почти еще при жизни апостолов в четверичном чис­ле Евангелий и евангелистов старались найти таинственный смысл. Во II веке, и именно во времена св.Иринея (ум.около 200г.), четырех еванге­листов сравнивали с четырьмя херувимами, о которых говорится в книге прор.Иезекииля. В первой главе книги этого пророка Бог является на ко­леснице, двигавшейся силою четырех херувимов, из которых один имел вид человека, другой — льва, третий — вола, четвертый — орла. По мнению исследователей Священного Писания, эти четыре херувима означали че­тыре свойства, в каких Бог открылся и действовал для спасения людей как в Ветхом, так и в Новом Завете, именно: как Человек, как Царь, как Ходатай и как Бог. Имея в виду значение этих образов, свв.отцы каждому из евангелистов приписывали особенный символ одного из четырех свойств, которыми Бог открыл Свои спасительные действия в мире, имен­но: св.Матфею усвояли символ человека; св.Марку — льва, царя живот­ных; св.Луке — вола, назначенного для жертвоприношения; св.Иоанну — орла, обладающего дальнозоркостью. По словам блж. Иеронима, такое рас­пределение символов основано на том, что св.Матфей начинает свое Евангелие человеческим родословием Иисуса Христа, св.Марк — энерги­ческою проповедью Иоанна Крестителя, раздавшеюся в пустыне подоб­но рыканью льва; св.Лука — изображением священнического служения Захарии, в обязанность которого входило принесение в жертву волов; св.Иоанн — вечным Божеством Иисуса Христа, для изображения коего по­требна была дальнозоркость орла. Если принимать также видение прор.Иезекииля как откровение славы Божией, то и в этом случае не служат ли наши четыре Евангелия носителями по всей земле славы Господней? Не на крыльях ли Евангелия Слово, ставшее плотию, обошло мир и соверши­ло победу над человечеством?

Подлинность Четвероевангелия

Нет в мире ни одной древней книги, подлинность которой была бы столько достоверна, сколько подлинность Четвероевангелия, содержимо­го Православною Церковью. Эта подлинность до очевидности подтверждается всеми возможными доказательствами подлинности сочинений — и внешними, и внутренними.

Внешние доказательства подлинности Четвероевангелия

Внешние доказательства подлинности Четвероевангелия слагаются из свидетельств о том православных учителей Церкви и из свидетельств ее врагов — язычников и еретиков.

Заметим предварительно, что, если бы мы захотели рассмотреть все свидетельства того и другого рода, мы могли бы провести непрерывную цепь их чрез весь ряд веков от появления христианства до настоящего времени и должны были бы написать целые тома. Но в таком огромном предприятии вовсе нет нужды, потому что самые упорные противники подлинности Четвероевангелия охотно соглашаются, что с начала III века оно несомненно существует; следовательно, нам достаточно представить только свидетельства об этом, относящиеся к двум первым векам христи­анской эры, и всего естественнее избрать для сего путь обратный: с конца II века до самого происхождения Евангелия из рук евангелистов.

В последней половине II века Четвероевангелие существовало несом­ненно и было общеизвестно во всем христианском мире — на Востоке и на Западе, ибо здесь и там мы видим употребление его не только у христи­анских писателей, но и у врагов Церкви.

Из христианских писателей Климент Александрийский, сделавшийся главою знаменитого училища с 189 года, приводит из всех наших четырех Евангелий многочисленные места как из таких писаний, Божественная важность которых не подлежит ни малейшему сомнению, упоминая при­том иногда имена самих евангелистов. Чтобы понять важность его свиде­тельства, довольно вспомнить, во-первых, что он был ученик Пантена и, по собственному признанию, общался с древнейшими учителями Церк­ви, мужами апостольскими, от которых, конечно, и узнал о подлинности Четвероевангелия, а во-вторых, то, что он, как пресвитер александрийс­кий и как наставник училища, откуда исходили пастыри для всего края, служит для нас представителем верования всей Церкви Александрийской, которое еще определеннее выразил ученик его Ориген (по воспитанию относящийся к концу II века) в следующих словах: «О четырех Евангели­ях я узнал из предания, что они только одни без всякого противоречия приемлются по всей Церкви Божией, находящейся под солнцем; и имен­но — первое Евангелие написано Матфеем, второе... » и прочее. Афинагор Афинский в своей апологии, изданной около 177 года, приводит точные слова из Евангелий от Матфея и от Луки и как наставник того же Алексан­дрийского училища представляет новое свидетельство о веровании Церк­ви Александрийской. Феофил Антиохийский столько был уверен в Боже­ственной важности и подлинности четырех Евангелий, что написал на них комментарий, который хотя и не дошел до нас, но был известен блж. Иерониму, приводящему даже из него объяснение одной притчи. Кроме того, в сочинении своем к Автолику, которое и мы имеем, Феофил указы­вает тексты из Евангелий от Матфея, от Луки и от Иоанна, называя после­днего по имени. Будучи епископом Антиохийским, Феофил должен был знать и утверждать верования всех частных Церквей, ему подведомых, и потому в его голосе мы можем слышать голос всей западной христианс­кой Сирии. Тертуллиан самым определенным образом выражается о че­тырех Евангелиях, утверждая, что они написаны апостолами или учени­ками апостольскими — Матфеем, Марком, Лукою и Иоанном, и доказывая важность сих Евангелий, с одной стороны, тем, что они существуют в Цер­квах Апостольских непрерывно со времен самих апостолов, а с другой — тем, что они со времени происхождения своего признаются за подлин­ные и Божественные как Апостольскими, так и всеми прочими Церква­ми. Тертуллиан, Африканский пресвитер и знаменитейший ученый свое­го времени, без всякого сомнения есть самый достоверный свидетель ве­рования Церкви Африканской и даже всех прочих. Наконец, у Иринея встречаем такие выражения в пользу рассматриваемой нами истины, что лучших нельзя и пожелать. «Мы узнали, — говорит он, — о домостроитель­стве нашего спасения не от кого-либо другого, но от тех, чрез коих дошло до нас Евангелие, которое они сначала проповедовали, а потом, по воле Божией, предали нам в Писаниях как будущий столп и основание нашей веры». И, сказавши это, св.отец непосредственно перечисляет имена Еван­гелий и самих евангелистов в том точно порядке, в каком они доселе оста­ются. Несколько спустя в том же сочинении он утверждает, что Евангелий ни больше ни меньше как только четыре, и видит в этом таинствен­ное отношение к четырем странам света, в коих насаждена Церковь. Мало сего, по словам св.Иринея, такова была достоверность всех четырех Еван­гелий уже и в его время, что сами еретики свидетельствовали о Евангели­ях, стараясь каждый подтверждать из них свое учение. Вспомним же те­перь, что Ириней был современником непосредственных учеников апос­тольских, от которых, как сам сознается, любил поучаться с великою за­ботливостью и в особенности был долгое время ближайшим учеником св.Поликарпа, самого близкого ученика евангелиста Иоанна; не забудем так­же, что, оставивши Азию, где протекла его юность, время воспитания, Ири­ней прежде, нежели прибыл в Лион, посетил до половины тогдашнего хри­стианского мира, причем удобно мог узнать все, что в нем происходило; потом, будучи еще пресвитером, по некоторым делам церковным посетил Рим и окончил дни свои в Галлии епископом Лионским; явно, что он мог получить сведения о Евангелиях не более как из вторых уст — от мужей апостольских и что свидетельство его ручается за верование не только Церкви Лионской, но и всей западной и даже почти всей Церкви Вселенс­кой. А посему с полною справедливостью можно сказать: не будь никаких других свидетельств из второго века о наших четырех Евангелиях, одно сви­детельство Иринея могло бы неоспоримо утвердить их подлинность.

Для полноты нашего обозрения мы должны упомянуть здесь еще о двух христианских свидетельствах особенного рода. Это, во-первых, сирийс­кий перевод Четвероевангелия с греческого подлинника, известный под именем перевода «простого» (peschito) и восходящий по крайней мере к последней половине II века: новое доказательство верования в подлин­ность всех Евангелий Церкви Сирийской, не только уже западной, метрополиею коей была Антиохия, но и восточной, сопредельной империи Парфян. А во-вторых, каталог священных книг, открытый Мураторием в одном манускрипте Миланской библиотеки, имеющем, по древности, как полагают, не менее тысячи лет. Каталог сей должно отнести по крайней мере ко второму столетию. И сей древнейший каталог священных книг также перечисляет все наши четыре Евангелия!

К писателям, враждебным христианству и Православной Церкви, кои жили преимущественно в последней половине II века и оставили нам сви­детельство о Четвероевангелии, принадлежат языческий философ Цельс и некоторые ученики еретика Валентина.

Из многочисленных отрывков Цельсова сочинения против христиан (которое написано около половины второго века), сохранившихся у Ори­гена, очевидно, что Цельс читал все наши четыре Евангелия.

В частности, несомненно, что Цельс знал:

1) Евангелие от Матфея, ибо он говорит о всех происшествиях, описан­ных в первых двух главах сего Евангелия и умолчанных прочими еванге­листами, как то: о звезде, руководившей волхвов, о путешествии их в Виф­леем, о дарах, принесенных ими новорожденному Мессии, о гонении Иро­да, явлении Ангела Иосифу по сему случаю, пребывании Иисуса в Египте, говорит — и сам сознается, что он все это заимствовал из Евангелий хрис­тианских. Далее он приводит многие правила из Нагорной беседы Спаси­теля, рассказывает о призвании апостолов и выписывает самые слова из Евангелия от Матфея: егда гонят вы во граде сем, бегайте в другой (10:23); упо­минает о предательстве Иуды, отречениях Петра, молитве Иисуса Хрис­та в саду Гефсиманском: Отче Мой, аще возможно есть, да мимо идет от Мене чаша сия (26:39), о чаше с оцтом и желчью, поднесенной Спасителю во время Его страданий, о мраке и землетрясении во время Его смерти и о многих других происшествиях, как они описаны у евангелиста Матфея.

2) Евангелие от Марка, ибо он передает в одном своем возражении час­тный случай, которому основание мог позаимствовать только из сего Еван­гелия, именно утверждая, будто воскресшего Спасителя видела лишь одна жена, и жена «испуганная и исступленная». Такое возражение он мог ос­новывать разве только на одном месте у евангелиста Марка (16:5,8), не встречающемся ни у кого из прочих, месте, где повествуется, что жены, пришедшие на гроб Спасителя, узревши во гробе Ангела, ужасошася и... изшедше бежаша от гроба, одержаше же их трепет и ужас.

3) Евангелие от Луки, ибо этот философ языческий в одном месте жалу­ется на гордость генеалогистов, которые возводят родословие Иисуса даже до первого человека — Адама, — частность, принадлежащая исключитель­но одному евангелисту Луке (3:23-38).

4) Евангелие от Иоанна, ибо Цельс указывает на учение христианское о Сло­ве, Которое есть Сын Божий, на то, что из прободенного ребра распятого Спасителя истекла кровь и вода, называет Его светом и животом и проч., — опять частности, какие находим только у одного евангелиста Иоанна.

О еретиках валентинианах св.Ириней заметил вообще, что они пред­почитали Евангелие от Иоанна прочим Евангелиям (которые, следова­тельно, они также допускали) — и отрывки, заимствованные из сочине­ний валентиниан, современных св.Иринею, совершенно подтверждают эту истину.

Взявши в совокупности доселе приведенные нами свидетельства, мы должны заключить, что все наши четыре Евангелия существовали и со­ставляли уже определенный канон не только в последней половине вто­рого века, но и гораздо прежде; ибо, бесспорно, книга, из которой приво­дятся места в каких-либо сочинениях, должна быть написана прежде этих сочинений и для того, чтобы Евангелия могли распространиться во всех христианских Церквах, находившихся в Азии, Европе и Африке, могли быть единодушно приняты всеми христианами и соделаться известными самим язычниками — для всего этого требовалось время... После сего, если бы даже мы не в состоянии были представить никаких прямых доказа­тельств на то, что Четвероевангелие существовало и в первой половине II века, и в таком случае, по одним соображениям здравого рассудка, эту истину следовало бы признать за несомненную. Но мы имеем притом и прямых достовернейших свидетелей, которые ясно подтверждают, что Четвероевангелие точно существовало в первой половине II века.

Таковы из числа христианских писателей того времени св.мученик Иустин, свв.Поликарп и Папий.

Первый: а) в одной из апологий своих говорит «о памятных книгах апо­столов», которые читаны были христианами в священных собраниях и обыкновенно назывались Евангелиями, а что он разумел здесь наши Еван­гелия, за это ручается тут же приведенное им из помянутых книг место об установлении Евхаристии в таких выражениях, какие находим у св. Мат­фея, Марка и Луки; б) во всех своих сочинениях, особенно же в разговоре с Трифоном-иудеянином, предполагает евангельскую историю за несом­ненную, стараясь, например, в последнем доказать совершенное согласие ветхозаветных пророчеств с событиями жизни Христовой в том виде, как именно они изображены у наших евангелистов; в) наконец, в разных мес­тах своих сочинений почти слово в слово приводит многочисленные тек­сты из всех наших четырех Евангелий. Обстоятельства жизни св. Иустина показывают, что он посетил все знаменитейшие в то время христианские Церкви — Иерусалимскую, Александрийскую, Ефесскую и Римскую, и сам непосредственно мог узнать, какие в них употреблялись Евангелия. Св.По­ликарп — муж апостольский, ученик св.Иоанна Богослова и епископ Смирнский, в послании своем к Филиппийцам, написанном около 107 года, при­водит места из Евангелий от Матфея (5:3 и 10; 6:13; 26:41), от Марка (14:38) и от Луки (6:37 и 38). И если не приводит ни одного места из Евангелия от Иоанна, зато передает слова из первого послания сего апостола (4:3); а все­ми принято за несомненное, что это послание не могло иметь другого пи­сателя, как только того, кто написал и Евангелие от Иоанна.

Современник св.Поликарпа Папий — епископ Гиераполитский, кото­рый у Евсевия (сохранившего подлинные отрывки из одного его сочине­ния) говорит о себе следующее: «Когда я встречал кого-нибудь из древ­них, жившего с апостолами, я с заботливостью старался расспросить, чему они учили, что говорил Андрей, Петр, Филипп, Фома, Иаков, Иоанн, Мат­фей или какой-либо другой ученик Господень; что говорили, наконец, свя­щенники Аристион и Иоанн, бывшие также в числе учеников Господа», — этот самый Папий в том же своем сочинении, по свидетельству Евсевия, ясно передает слышанное им от древних и особенно от учителя своего, священника Иоанна, что одно Евангелие написал Матфей на еврейском языке, другое Марк, спутник апостола Петра, и, наконец, приводит тек­сты из первого послания Иоаннова, — чем, подобно св.Поликарпу, дает свидетельство и о Евангелии от Иоанна.

Но если, по случаю потери многих христианских сочинений первой половины II века (например, сочинений св.Иустина, Папия и, может быть, некоторых других) мало дошло до нас от того времени свидетельств са­мой Церкви о нашем Четвероевангелии; зато совершенно ясные и разительнейшие свидетельства о сем сохранились для нас от ее врагов — ере­тиков того времени, и, следовательно, свидетельства тем важнейшие.

Тациан, бывший ученик св.Иустина и потом соделавшийся главою сек­ты енкратитов или севериан, а) до уклонения своего от православия на­писал книгу против язычников, в которой приводит два точные места из Евангелия от Иоанна; б) а по уклонении составил свое «четвероеванге­лие», в котором, сводя тексты из всех наших четырех Евангелий, он ста­рался расположить их так, чтобы вышла последовательная история Иисуса Христа, и при этом не делал к текстам от себя никаких прибавлений, а только злонамеренно опустил все противное своим заблуждениям и в осо­бенности относящееся к родословию Спасителя и происхождению Его от Давида.

Какого же еще можно требовать лучшего свидетельства, что в первой половине II века существовали уже и в определенном каноне все наши че­тыре Евангелия, когда ученик св. Иустина мученика, несомненно, пользо­вался ими как сочинениями апостольскими?.. Столь важную для христиа­нина истину ученик, без сомнения, не принял бы, когда бы не принимал ее учитель; а потому если не совсем кажутся решительными свидетельства о Четвероевангелии, извлекаемые из немногих сохранившихся сочине­ний самого св.Иустина (тогда как в погибших, может быть, были самые точные и совершеннейшие), то не достаточная ли порука за него голос ученика?..

О том, как смотрел на наши четыре Евангелия Маркион, другой знаме­нитый ересеначальник, обнародовавший свои заблуждения прежде поло­вины II века, мы довольно знаем из опровержений на него св.Иринея и Тертуллиана. Первый говорит, что Маркион, принимая с особенным ува­жением одно Евангелие от Луки, поносил три прочие — отнюдь не потому что, якобы не признавал их подлинными; нет, он признавал их также со­чинениями апостолов и их учеников, как и Евангелие от Луки, но только утверждал, что апостолы в этих Евангелиях, не понявши надлежащим об­разом учения Христова, примешали к нему много из ветхозаветного уче­ния иудейского (которого Маркион был враг), тогда как евангелист Лука (у которого Маркион думал находить некоторые подтверждения своим мыслям), писавший под непосредственным надзором св.ап. Павла, избе­жал сего недостатка. Последний (Тертуллиан) ясно напоминает Маркиону, что некогда веровал и он сказанию евангелиста Матфея о яслях Спаси­теля, о поклонении Ему пастырей и волхвов, как сам сознавался в одном своем письме; упрекает еретика за то, что он отверг Евангелия, видимо осуждающие его, и повредил даже принимаемое им — тогда как одно Иоанново Евангелие могло бы ниспровергнуть его лжеучение; наконец, желая доказать противнику, что Евангелие, принимаемое Церковью, истинно, отнюдь не повреждено, как утверждал Маркион, напротив, неистинно и повреждено Маркионово евангелие, — знаменитый учитель указывает на то, что первое древнее последнего, было принимаемо до известного вре­мени самим Маркионом, ведет свое начало непрерывно от самих апосто­лов и содержится во всех Церквах Апостольских и прочих.

Подобное же должно сказать и относительно замечаний, какие оста­вили нам древнейшие защитники православия на третьего современного Маркиону ересеначальника Валентина, появившегося со своим лжеучением около 134 года. Свв.Ириней, Тертуллиан и Епифаний говорят са­мым определенным образом, что этот еретик часто искажал смысл наших Евангелий, а отнюдь не отвергал их.

Еще важнее для нашей цели свидетельства древних учителей Церкви о Василиде и Карпократе, таких ересеначальниках, которые жили весьма близко ко временам самих апостолов. Опровергавшие заблуждения Карпократа нигде не упрекают его в том, чтобы он отвергал подлинность на­ших Евангелий, напротив, утверждают, что последователи сего еретика старались основывать и собственные мнения на текстах Евангельских. А Василид, по словам современника его Агриппы Кастора, написавшего на него опровержения, составил даже до двадцати четырех книг на Евангелие.

Наконец достигли мы и I века. С одной стороны, на основании преды­дущего, а с другой — на основании прямых, хотя и немногих свидетельств, уцелевших от того времени, смело можно утверждать, что и в I веке изве­стны были наши Евангелия, каждое со времени своего происхождения, исключая Евангелие от Иоанна, появившееся к концу этого века (около 98 года).

Быть не может, этому никто здравомыслящей не поверит, чтобы писа­тели первой половины II века, даже первой четверти II века, благоприят­ствовавшие и не благоприятствовавшие Церкви, вздумали вместе и без вся­кой причины признавать какие-то сочинения за произведения самих апо­столов, если бы не прияли о сем завета от своих учителей, своих отцов и своих предков... Тем более невероятно, чтобы эти сочинения, о которых дотоле никто ничего не слышал, вдруг приняты были всею Церковью, на­ходившейся уже тогда в разных странах мира, сделались правилом всеоб­щего верования для христиан. Нет, если в начале второго века так смотре­ли на наши Евангелия, то это, без сомнения, перешло из века первого.

От мужей апостольских первого века мы имеем лишь несколько и то кратких посланий; к счастью, и в этих немногих, но драгоценнейших па­мятниках находится очень довольно для нашей цели. Св.Игнатий Бого­носец, епископ Антиохийский (ум.в 107 году), удостоившийся зреть Са­мого Спасителя по воскресении, лично знавший многих апостолов и боль­шую часть жизни проведший при св.Иоанне Богослове, а) упоминает о разделении Священного Писания на Евангелие (которое, значит, существо­вало), апостолов и пророков; б) убеждает держаться учения Христова тех верующих, из которых некоторые говорили: «Если не найду в архивах, то не поверю Евангелию»; в) выражает мысль, что Евангелие содержит в себе историю о пришествии, страдании и Воскресении Спасителя; г) и нако­нец, приводит места из Евангелия от Матфея и от Луки, хотя и не упоми­нает, откуда их заимствует. Например, в одном месте говорит, что Хрис­тос крестился от Иоанна, дабы исполнить всякую правду (Мф.гл.3); в другом напоминает слова Спасителя, что древо от плода своего познавается (Лк.6:44), в третьем повторяет совет Спасителя: будите мудри яко змия и цели яко голуби (Мф.10:16), и проч.

В послании св. Варнавы, написанном около 76 года, находятся два точ­ные места из Евангелия от Матфея, именно: не приидох призвати праведни­ки, но грешники на покаяние (Epist.cap.5; Мф.9:13), также: мнози суть звани, мало же избранных (ibid,с.4; Мф.22:14), и одно место из Евангелия от Луки: просящему у тебе дай (ibid.cap.19; Лк.6:3). Но всего замечательнее для нас то, что, приводя слова мнози суть звани, муж апостольский присовокупил: как написано, и таким образом прямо засвидетельствовал, что он позаим­ствовал эти слова, а следовательно, и другие, находящиеся в наших Еванге­лиях, не из какого-нибудь устного предания, а из письменного сочинения.

Наконец, св.Климент Римский, живший и общавшийся со многими апо­столами, особенно же с Петром и Павлом, а) в первом своем послании к Коринфянам приводит, хотя и не буквально, слова Спасителя, находящие­ся в трех первых наших Евангелиях, и, приводя, приглашает христиан толь­ко воспоминать эти слова, чем, очевидно, предполагается, что они, а, следовательно, и Евангелия, были известны верующим и прежде; б) а во втором своем послании к Коринфянам, кроме того, что приводит места из Еван­гелия от Матфея и от Луки, в одном случае употребляет при этом выраже­ние: говорит Писание, а в другом прибавляет: говорит Господь во Евангелии, хотя и не везде буква в букву предлагает самые тексты. Справедливость требует заметить: 1) что многие сочинения из I века не дошли до нас, а в этих сочинениях могли быть самые полные и точные свидетельства о на­ших св. Евангелиях; 2) что, если мужи апостольские в своих, дошедших до нас, Писаниях, приводя места из Евангелий, большею частью не говорят, откуда оные заимствуют, то отсюда отнюдь не следует, будто бы эти места приводятся из какого-либо другого источника; ибо: а) также точно по боль­шей части поступают сии свв. отцы, и приводят тексты из книг ветхозавет­ных, которые, бесспорно, тогда существовали; б) так весьма часто посту­паем и мы, хотя никто не станет отсюда заключать, будто мы приводим места не из Писания; в) в некоторых случаях, как мы видели, апостольс­кие мужи ясно выразили, что они заимствуют слова из Писания или из Евангелия; 3) если, наконец, сии достоуважаемые мужи повторяют места из наших Евангелий по большей части не слово в слово, то, без сомнения, потому, что они приводили тексты на память, а не прямо из священных рукописей, как поступал во втором веке св. Иустин, поступали и поступа­ют очень нередко во все времена многие христианские писатели...

Итак, вот пред нами и из двух первых веков христианских более двад­цати свидетелей, утверждающих подлинность нашего Четвероевангелия: одиннадцать принадлежат к числу христиан православных, десять к числу врагов Церкви. Из числа первых пять, именно: св.Варнава, св.Кли­мент Римский, св.Игнатий Богоносец, свв.Поликарп и Папий как непосредственные ученики и мужи апостольские могли узнать о подлинности Евангелий из первых уст от самих апостолов и, следовательно, суть свиде­тели величайшей важности.

Остальные шесть христианских писателей почти все суть ученики му­жей апостольских или по крайней мере имели случай близко обращаться с ними; следовательно, могли слышать о подлинности Четвероевангелия из вторых уст, и отнюдь не более, как из третьих — значит, опять свидете­ли высокой важности. Одни из них, например, Климент Александрийс­кий и св.Иустин, приводят многочисленные места из всех наших Еванге­лий, с прямым указанием на Евангелия, а другие, каковы свв.Ириней и Тертуллиан, говорят кроме того о четверичном числе Евангелий и прямо именуют их писателей.

Что же касается до свидетельств о подлинности Четвероевангелия вра­гов Церкви, то лучших свидетельств нельзя и пожелать: а) потому уже, что это суть свидетельства врагов; б) врагов нередко очень ученых (каков Цельс), живших весьма близко к началу христианства и, следовательно, имевших полную возможность обличить христиан в подлоге Евангелий, если бы такой подлог был; в) врагов, из которых большая часть (почти все еретики), напротив, питали глубокое уважение к нашим Евангелиям — к од­ному или даже ко всем, хотя и позволяли себе искажать их; г) наконец, по точности, полноте и определенности этих свидетельств: так, Цельс ясно упоминает о священных книгах христианских, называет их Евангелием и приводит места из всех четырех евангелистов. Тациан составил свое «Чет­вероевангелие» из всех наших евангелистов, и т.д. Обратимся теперь к доказательствам подлинности Четвероевангелия внутренним.

Внутренние доказательства подлинности Четвероевангелия

Рассматривая наши Евангелия по содержанию, мы не только не встреча­ем в них ничего такого, что бы противоречило их подлинности, напро­тив, находим полную сообразность со свойствами писателей, которым они обыкновенно приписываются, со временем, когда жили эти писатели или происходили описываемые ими события, с местностью, где жили первые или происходили последние.

Евангелистов нельзя не узнать здесь с первого разу. Греческий язык, на котором написаны Евангелия, как сознаются все ученые, внимательно раз­биравшие его, не есть язык чисто греческий, но по значению многих слов, по целым выражениям и оборотам речи носит на себе неизгладимую пе­чать языка еврейского и свидетельствует, что писатели Евангелий по происхождению были евреи; таковы точно и были Матфей, Марк и Иоанн. Эта совершенная безыскусственность и простота в изображении событий, какая замечается в Евангелиях, эти частные указания на священные книги иудеев, на лица и происшествии из их истории, показывают, что писатели Евангелий вовсе были незнакомы со светским образованием греков и с их искусственным историческим методом — не были богаты сведениями че­ловеческими, а знали только одно ветхозаветное Писание: таковы и были евангелисты. Наконец, эта естественность и живость, с какими описыва­ются в Евангелиях события, невольно заставляют предполагать, что писа­тели сами были очевидными свидетелями всего описываемого ими или по крайней мере слышали о том от очевидцев: таковы и были евангелисты.

В Евангелиях содержится главным образом история земной жизни и действий Иисуса Христа; но, начертывая эту историю, евангелисты, очень естественно, оставили и краткий очерк тогдашнего состояния Иудеи, быв­шей поприщем действий Спасителя. Правда, они касаются сего предмета не намеренно, мимоходом и упоминают иногда самые незначительные частности; но эти-то частности, с совершенною точностью подтверждае­мые свидетельствами историков того времени, нехристианских, и служат тем разительнейшим доказательством подлинности Евангелий.

Евангелисты оставили нам краткий очерк религиозного состояния иудей­ского народа во дни земной жизни Иисуса Христа.

Они изображают иудеев, с одной стороны, очень приверженными к своим священным книгам и ревностными к исполнению обрядовых зако­нов, особенно закона о субботе; но в то же время говорят о них как о лю­дях, рабски привязанных только к букве Писания и вовсе небрегших о его духе, — как о народе, находившемся почти на крайней степени развраще­ния нравов: и стоит только прочитать со вниманием сочинение тогдаш­него историка иудейского Иосифа Флавия — о войне иудеев, чтобы убедиться в поразительной верности этой картины.

Евангелисты упоминают о фарисеях и саддукеях как двух главнейших сектах, бывших тогда в Иудейской церкви; о самарянах, к которым посто­янно питали иудеи непримиримую ненависть, но, что особенно замеча­тельно, представляют нам Иисуса Христа обращающимся со всеми этими сектантами самым приличным образом, вполне соответствующим началам и заблуждениям каждой секты. Так, когда Он беседует с фарисеями, Он обличает их в лицемерии, в гордости, в тщеславии, с каким они совер­шали свои пощения и свои милостыни, в излишней привязанности к оте­ческим преданиям, которые предпочитали они самому закону, и т.п. На­против, обращая речь Свою к саддукеям, Он говорит совсем другим язы­ком: видит в них людей грубых и преданных плоти, которые, держась бук­вы Писания, не постигают его духа, и отвергают воскресение мертвых. С самарянами Он говорит еще иначе: обличая их в неведении и расколе, Он дает им знать, что спасение должно последовать от Иудеи. Все это и есть самое точное изображение фарисеев, саддукеев и самарян во дни зем­ной жизни Спасителя, по свидетельству Иосифа Флавия и других совре­менных летописцев.

По сказанию евангелистов, иудейский первосвященник, который про­изводил суд над Христом Спасителем, назывался Каиафою и управлял цер­ковью в то самое время, как правителем Иудеи был Пилат Понтийский, а св. Иоанн повествует, что в одно и то же время два различные лица — Анна и Каиафа носили имя первосвященника: еще события, из которых первое и последнее равно подтверждает Иосиф Флавий.

Находим мы в Евангелиях краткий очерк и политического состояния Иудеи во время Спасителя. Иудеи находились тогда, по описанию еванге­листов, под игом римлян, которым весьма тяготились, воздыхая о потерян­ной свободе; это показывает уже один вопрос, лукаво предложенный неко­торыми из них Спасителю: достоит ли нам кесареви дань даяти, или ни? (Лк.20:22) — вопрос, который, будучи предложен случайно, в точности обозна­чает эпоху, когда жил Христос, ибо несколько раньше или позже вопрос сей не имел бы никакого смысла. В частности, евангелисты говорят нам о правителях Иудеи, бывших во время Спасителя, — об Ироде Великом, пре­емнике его Архелае и другом Ироде, имевшем за собою Иродиаду, жену Филиппа, брата своего; упоминают также о Понтийском Пилате, который обладал Иудеею в то самое время, как Ирод был четвертовластником Итуреи и Трахонитской страны, а Лизаний—Авилинии (Лк.3:1). Все эти собы­тия и лица точно в таком виде существовали и по свидетельству Флавия.

В сказании евангелистов нередко предполагается, что у иудеев в то вре­мя, кроме законов и обычаев отечественных, были в употреблении неко­торые законы и обычаи римские. Например: А) слова Спасителя: буди увещаваяся с соперником твоим скоро, дондеже еси на пути с ним: да не предаст тебе соперник судии, и судия тя предаст слузе, и в темницу ввержен будеши. Аминь глаголю тебе, не изыдеши оттуду, дондеже воздаси последний кодрант (Мф.5:25-26), — эти слова указывают на употреблявшийся тогда в Иудее римский закон, по которому заимодавец имел право схватить своего должника и вести пред судию, и, если должник не успевал помириться с соперником своим на пути, судия осуждал его на пеню, которую он немедленно дол­жен был заплатить, в противном случае был ввергаем в темницу, откуда мог изыти не прежде, как воздавши до последнего кодранта. На этот же са­мый закон римский указывает и притча Спасителя о двух должниках (Мф.18:23) в последней своей части (в ст.28-30). Б) по словам евангелистов, Иисуса Христа били тростью прежде, нежели Он был распят на кресте. Этот жестокий обычай над осужденными к крестной казни действитель­но употреблялся у римлян, как свидетельствуют Тит Ливии и Иосиф Фла­вий. В) Спаситель Сам принужден был нести крест, на котором Ему надлежало пострадать, пишется в Евангелии. Плутарх говорит, что этот обы­чай оставался еще у римлян в силе и в его время. Г) По повелению Пила­та, говорят евангелисты, на кресте Спасителя была сделана надпись по-еврейски, по-гречески и по-римски: Иисус Назарянин Царь Иудейский. Све­тоний и Дион Кассий свидетельствуют, что у римлян было в обычае при­бивать вблизи осужденного объявление о причине его казни; а Флавий присовокупляет, что правители иудейские делали это объявление обык­новенно на разных языках. Д) Св.Иоанн Богослов повествует, что по просьбе иудеев Пилат повелел перебить голени у разбойников, распятых со Иисусом (Ин.19:31-33). Языческий писатель Аврелий Виктор, восхва­ляя указ великого Константина, упразднивший казнь смертную, упомина­ет о пребитии голеней, коему подвергались распятые.

Из повествования Евангельского мы видим, что у иудеев были тогда в ходу троякого рода монеты, именно: еврейский сикль, греческая дидрахма и римский динарий. Это совершенно соответствует времени земной жиз­ни Спасителя, когда Иудея, незадолго пред тем находившаяся под влады­чеством греков и принявшая от них вместе с некоторыми законами моне­ту, носила уже иго римлян, сообщавших ей также некоторые свои поста­новления и монеты. А самое употребление всех этих монет между иудея­ми, как оно представлено в евангельском сказании, совершенно соответ­ствует их происхождению или назначению. Так, плата за что-либо, кото­рая выдавалась из сокровищницы храма, производилась древнею иудейс­кою монетою (Мф.26:15); подати, введенные в Иудее до владычества над нею римлян, были платимы монетою греческою, например, подать пого­ловная (Мф.17:24; ср.Иосиф Флавий, Иудейская война, кн.7, гл.6); но в делах общественных, в выдаче жалованья, в купле и продаже употребля­лись одни монеты римские (Мф.10:29; 20:2; Мк.14:5; Лк.12:6; Ин.6:7; 12:5), которыми платимы были и все новые подати, введенные римлянами (Мф.12:19; Мк.12:15; Лк.20:24).

Еще более изумительны некоторые подробности топографические, встре­чающиеся в Евангелиях и вполне подтверждаемые писателями нехристи­анскими. Довольно представить немногие. По словам евангелиста Иоан­на, Пилат, производя суд над Спасителем в преторе, когда услышал вопли иудеев, изведе вон Иисуса, и седе на месте глаголемем Лифостротон (Ин.19:9,13), которое, следовательно, находилось невдалеке от претора или жили­ща Пилатова. И действительно, Иосиф Флавий, рассказывая о том, что римляне сделали нападение на храм со стороны замка Антониа, упомина­ет о Лифостротоне как внешней принадлежности храма, находившейся подле этого замка, а Филон в одном месте мимоходом замечает, что пре­тор или жилище римского правителя помещалось в палатах Ирода, стояв­ших, как известно, в соседстве храма и замка Антонии к северо-западу. Города Иерихон и Капернаум в Евангелии представляются как места, где производились сборы пошлин и податей (Лк.19:1-2; Мф.17:24; Лк.7:1). Но исторически известно, что богатейшее из произведений Иудеи, бальзамовое дерево, составлявшее самый важный предмет торговли, рос­ло в окрестностях Иерихона и что за это произведение взимаема была пошлина правительством; поэтому и естественно в Иерихоне надлежало быть мытнице. Известно также, что, когда финикияне и особенно арабы привозили свои товары в Палестину по реке Иордану, они проходили этою рекою прежде всего мимо Капернаума; значит, и здесь естественно надле­жало быть мытнице для отобрания пошлин за право входа.

Св.Лука (7:1-11) повествует, что Спаситель, вышедши из Капернаума галилейского, пришел в город Наин; потом, шествуя неподалеку от Иор­дана, где крестил Иоанн (7:18-19), достиг окрестностей Иерусалима. Эту дорогу из Галилеи во Иерусалим обозначает и Флавий, свидетельствуя, что когда галилеяне ходили, по обычаю, в святой град на дни праздников чрез Самарию, им надлежало переходить Наин, лежавший на пути.

Евангелисты упоминают о самарийском городе Сихеме или Сихаре (Ин.4:5), который во дни Спасителя действительно и назывался этим име­нем, а спустя несколько начал называться Маварфою, или Маморфою, и вскоре — Неаполисом, как видно из медалей, выбитых по разрушении Иеру­салима; упоминают также о Кесарии Филипповой (Мф.16:13; Мк.8:27), которая при Спасителе и апостолах точно носила это имя, но прежде назы­валась Панеею, а после на монетах и книгах Кесариею Панейскою. Но — что еще замечательнее: св. Иоанн говорит о Филиппе, иже бе от Вифсаиды Галилейския (12:21). Этот город во дни Иоанновы подлинно назывался Виф­саидою и был причисляем к Галилее; но весьма скоро затем потерял свое древнее имя и наименован сперва Кесариею, а потом Юлиадою, по име­ни Юлии, дщери Августовой; в царствование Тиверия опять назывался Кесариею, по смерти его — снова Юлиадою и не был уже причисляем к Галилее. Может ли точность быть изумительнее?..

Как ни малочисленны представленные нами из Четвероевангелия при­меры топографической точности, но и они могут служить весьма убеди­тельным доказательством его подлинности для всякого беспристрастно­го исследователя. Он легко поймет всю силу сего доказательства, когда вспомнит: 1) с какою быстротою, то от деятельности людей, то от дей­ствий природы изменяется поверхность земли: города разрушаются или теряют свои древние имена, пустыни становятся населенными, а места населенные превращаются в пустыни, реки иссыхают или принимают новое течение, пути сообщения пролагаются по новым местам; 2) как труд­но было в древние времена, когда не знали употребления географических карт, писателю, даже не очень далекому по времени от описываемых им событий, относить эти события к тем именно местам, где они происходи­ли, тем более с точностью описывать состояние самих мест во время этих происшествий: лучшие древние историки не избегли грубых ошибок в сем отношении, повествуя о событиях веков предшествовавших; 3) особенно же как трудно было соблюсти эту точность позднейшему писателю при описании Палестины во время жизни Иисуса Христа. Сколько переворо­тов, религиозных и политических, испытала она около сего времени! Буду­чи неоднократно разделяема между римскими прокураторами, Иродами и правителями Сирии, и каждый раз новым, особенным образом, — жерт­ва тиранов, которые по одной прихоти изменяли имена ее городов, или в ярости превращали их в груды развалин, — попеременно завоеванная Помпеем, утесненная Иродом, опустошенная Титом и почти уничтоженная Адрианом, который разрушил в ней до 50 городов и до 985 деревень, Свя­тая земля, казалось, меняла ежедневно свой вид и состояние. Можно ли же было обманщику, даже спустя один век после евангельских событий, изобразить их с совершенною топографическою точностью, какая заме­чается в нашем Четвероевангелии?

О разночтении в тексте Евангелий
и неповрежденности текста

В древнейших рукописях новозаветных Писаний вообще и, в частности, Евангелий находится очень значительное количество вариантов или раз­ночтений. Многие из них вошли в новозаветные рукописи очень рано, и на них жаловался еще Ориген в первой половине III века и указал причи­ны их; причины эти — небрежность переписчиков и затем дерзость неко­торых непрошенных исправителей (Comment in Matth. 15:14). Были и другие причины разночтений, и главная из них та, что греческий язык Евангелий и других новозаветных Писаний был в первые века христиан­ства живым языком во многих церквах и переписчикам-грекам трудно было снимать совершенно точные копии со старинных оригиналов: рука невольно заменяла прежние, вышедшие из употребления, окончания обще­употребительными, и прежнее своеобразное правописание новым, совре­менным.

Трудность точной копировки и теперь испытывает всякий, кому при­ходится переписывать старинные, например, древнерусские документы; в копию незаметно вкрадываются современные знаки препинания, совре­менное употребление буквы и и русские падежные окончания вместо ста­рых древнеславянских.

Варианты или разночтения критика разделяет на ненамеренные и на­меренные. К первым относятся варианты, которые невольно допускают­ся при переписке, особенно при письме под диктовку; это — собственно ошибки или глаза, когда литеры, сходные по начертанию, заменяются одна другою, или ошибки слуха при письме под диктовку, когда смешиваются или ставятся одно вместо другого слова созвучные, или ошибки памяти, при чем слова синонимические употребляются одно взамен другого, или одно и то же слово записывается дважды, или же изменяются времена и наклонения глаголов. Таких ненамеренных разночтений в новозаветных рукописях очень много, и некоторые из них представляются очень значи­тельными; так, например, в одной из евангельских рукописей недостает последней половины 19 ст. в 5 гл.Евангелия Матфея; этот значительный по объему пропуск есть, несомненно, результат ошибки глаза, так как про­пускная половина стиха заканчивается теми же словами, какими заканчи­вается и первая; слова эти: в Царстве Небесном.

Что касается вариантов или разночтений, допущенных с намерением, то их также очень много встречается в древних рукописях Евангелий и прочих новозаветных Писаний. В числе этих разночтений на первом пла­не стоят орфографические, грамматические и другие незначительные филологические изменения первоначального текста: так, вместо перво­начальной формы Καφαρναοΰμ (Мф.15:39) поставлено в рукописях Καπερναούμ, вместо Μαγαδάν — Μαγδαλάν и Μαγδαλά. Большинство подоб­ного рода вариантов возникло с целью устранить из текста необычные и устаревшие слова и выражения и придать ему колорит современной пере­писчикам греческой речи. Далее, к числу намеренно возникших разно­чтений относятся такие, которые имеют пояснительное, истолковательное значение. Так, у Марка 12:14 по первоначальному тексту читается: по­зволительно ли давать кинсон кесарю, или нет? Но в некоторых рукописях вместо κήνσον (название греческой монеты) поставлено έπικεφάλαιον, что значит поголовная, или подушная, подать. Встречаются затем изменения или разночтения, допущенные с тем, чтобы устранить повод к неправиль­ным в догматическом смысле представлениям; так, у Луки 2:33 вместо Πατήρ в некоторых рукописях поставлено Ιωσήφ. Вследствие много­численных вариантов или разночтений, происшедших от замены перво­начальных слов и выражений новыми, в новозаветных Писаниях есть ме­ста, первоначальное чтение которых не сохранилось. Поэтому критика обыкновенно старается восстановлять это первоначальное чтение на ос­новании различных догадок и предположений, или, как выражаются сами критики, на основании конъектур. Таких мест, впрочем, немного, и они находятся не в Евангелиях, а преимущественно в Апокалипсисе и собор­ных посланиях.

Итак, справедливо, что древнейшие дошедшие до нас рукописи новоза­ветных Писаний и, в частности, Евангелий содержат в себе большое число вариантов или разночтений, происшедших или вследствие невольных оши­бок, или же вследствие намеренных изменений первоначального текста.

Но можно ли, имея их в виду, думать и утверждать, что новозаветный текст совершенно искажен настолько, что уже не заслуживает доверия и что поэтому не только не предосудительно откидывать из Евангелия не­нужные места, освещать одни другими, а напротив, предосудительно и безбожно не делать этого, как выражается гр.Толстой? Совершенно нет. Состояние евангельского текста, каким он является в настоящее время, не дает ни малейших оснований к подобного рода заключениям и действи­ям. Дело в том, что при всем великом множестве вариантов в новозавет­ном, и между прочим, в евангельском тексте почти все они касаются бо­лее или менее незначительных частностей и нигде и никоим образом не изменяют основного догматического и нравственного содержания Ново­го Завета. Это положение не тенденциозно и не голословно. Оно опира­ется, между прочим, на свидетельства современных нам английских кри­тиков Весткотта (Westcott) и Хорта (Hort). Но известно, что в среде анг­лийских ученых, какова бы ни была их специальность, настолько развит научный смысл и уважение к основательности и правильности выводов, что никакая предвзятая тенденция не может свести их с правильного на­учного пути. Для них имеют значение прежде всего факты, во множестве собранные и надлежащим, по возможности, образом проверенные. От­сюда в современных английских сочинениях истинно ученого характера фактическая сторона дела просто подавляет и решительно не дает места для широковещательных и туманных соображений теоретического свой­ства. Отсюда свидетельству английских ученых скорее, нежели какому-либо другому, можно поверить. Но названные английские критики ново­заветного текста именно говорят, что бесчисленные варианты в этом тек­сте в существе своем незначительны, и этот вывод подтверждают инте­ресными числовыми данными. Если из общего количества вариантов, го­ворят они, выделить те, которые никогда не находили и никогда не най­дут доступа в печатные издания, то отношение слов текста, подлежащих критике, к словам, которые таковой критике не подлежат, выразится от­ношением 1 к 8, так что 7/8 новозаветного текста находится вне области критических исследований. Если затем из этой 1/8 подлежащей критике, исключить все те очевидно неправильные варианты, которые вошли в пе­чатные издания вследствие некритического отношения к делу прежних издателей, то названная 1/8 сократится до 1/60. Если, наконец, из этого остатка устранить варианты, касающееся орфографии, пропусков, или прибавлений члена к собственным именам, то первоначальная 1/8 снизойдет до 1/1000. Что же касается вариантов чисто догматического харак­тера, то их число крайне ограниченно; притом эти сомнительные вариан­ты объясняются и восполняются многочисленными параллельными мес­тами, совершенно ясными и не подлежащими сомнению. К числу таких сомнительных вариантов относятся, например, в начальных словах Еван­гелия от Марка: Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия последние слова — Сына Божия. Слова эти в некоторых рукописях находятся, в неко­торых опущены. Но взамен этого наименование Сын Божий встречается в других местах Четвероевангелия и во всех известных нам евангельских рукописях. Таким образом, существенное содержание евангельского тек­ста, догматическое и нравственное, остается незатронутым вариантами, как ни велико их число, и потому мы вправе смотреть на существующий теперь евангельский текст как на первоначальный и в существенном и в главном неповрежденный. Следует заметить, что отзыв Весткотта и Хор­та относительно новозаветных вариантов есть результат их продолжитель­ных критических исследований новозаветного текста по рукописям и дан ими в прибавлении к изданию оригинального греческого текста новоза­ветных Писаний, появившемуся в Кембридже в 1882 году.

Правда, древнейшие новозаветные рукописи, лежащие в основании пе­чатных изданий Нового Завета, не восходят далее IV века. Поэтому мож­но предположить, что в предшествовавшее время первоначальный текст новозаветных Писаний был поврежден и искажен и в таком виде сохра­нился в дошедших до нас сравнительно позднейших рукописях. Если так, то к последним нельзя относиться с полным доверием и в их тексте позво­лительно сделать пропуски, изменения. Но такое предположение, раз оно будет сделано, тотчас же падет при встрече с многочисленными и несом­нительными фактами. Правда, что рукописи евангельского текста, дошед­шие до нас, не восходят далее IV века; тем не менее этот самый текст в более или менее значительных отделах сохранился до нас от времен бо­лее ранних, и именно в памятниках древней христианской письменнос­ти, как-то: в творениях Иринея, Тертуллиана, Киприана и др., особенно в толковательных сочинениях на Новый Завет, каковы, между прочим, со­чинения Оригена, действовавшего в Александрии в первой половине III века. В комментариях этого ученого христианина протолкованы, меж­ду прочим, Евангелия, и значительные отделы из этих толкований дошли до нас. Здесь, таким образом, пред нами образцы текста, который суще­ствовал и которым пользовались не только в III, но и ранее — во II веке. Но каков этот текст? Если мы сличим его с текстом рукописей IV века и печатным, то окажется, что в главном и общем все эти тексты, как древ­нейшие, так и позднейшие, совпадают — несомненное доказательство, что евангельский текст, которым мы теперь владеем, есть тот же, что был и в III, и во II веках, следовательно, первоначальный и неповрежденный, и этой неповрежденности не нарушают многочисленнейшие варианты и разночтения, которые в громадном большинства случаев, как мы видели, касаются более или менее незначительных и безразличных частностей. Отсюда, о совершенной искаженности известного нам текста Евангелий не может быть и речи.

Библиографический указатель
к введению