В этой главе мы приступаем к описанию самой печальной страницы в многовековой истории святой обители, связанной с утратой одной из почитаемых в православном мире чудотворных икон.
…Подходил к концу июнь 1904 года. Казанские обыватели лениво следили за событиями далекой и не совсем понятной войны на восточных окраинах империи, с заметным интересом обсуждали городские новости и тщательно готовились к большому церковному празднику обретения чудотворной Казанской иконы Божией Матери, который ежегодно отмечался 8 июля. Но праздник не состоялся. Икона была похищена.
В ночь на 29 июня 1904 года в монастыре было совершено дерзкое и неслыханное святотатство: пропала явленная в 1579 году Казанская чудотворная икона Божией Матери и чудотворная икона Спасителя, обе в драгоценных ризах, украшенных жемчугом, бриллиантами и камнями. Стоимость риз оценивалась не менее чем в 100 тысяч рублей. Не доставало также 365 рублей, не занесенных в церковные книги50.
Страшное злодеяние привело всех истинно верующих людей и особенно почитающих святую чудотворную икону Богоматери в неописуемое горе и ужас. С сердечной скорбью и слезами на глазах приходили православные жители в монастырь, из которого была украдена святыня, так прославившая обитель и город во всем христианском мире.
В течение трехсот лет в Казанский Богородичный монастырь приходило ежедневно много людей разных сословий и имущественного положения, чтобы помолиться пред чудотворным образом Пречистой Богоматери и попросить благословения у Заступницы рода христианского на какое-либо доброе дело.
В первом часу пополудни обитель посетил казанский архиепископ Димитрий (Ковальницкий). С прискорбным чувством молился он в осиротелом храме; слезы душили не только его одного, но и всех присутствующих прихожан.
Печальна была православная Казань в день празднования явления чудотворной Казанской иконы Богоматери 8 июля. В Богородичном храме служил сам Высокопреосвященный Владыка вместе со своим викарием, Преосвященным Хрисанфам, епископом Чебоксарским.
«Не празднично на душе у всех нас, собравшихся здесь: и священнослужителей, и молящихся, и, в особенности, сестер сей святой обители — начал свою проповедь Владыка Димитрий. Как благоговела всегда Казань пред своей великой святыней! Как дорожила она этим явленным знаком особой милости к своему граду Царицы Небесной!
Кто из тысяч и тысяч казанцев в течение трех веков не молился пред чудотворной иконой? Сколько здесь, пред святой иконой, слышалось вздохов в беде и напастях! Сколько пролито пред Пречистым Образом слез в тяжком горе и печали! Вздохов глубоких, слез горьких! Но и сколько облегчения, сколько утешения и радости духовной уносили отсюда все, с крепкой верой и несомненной надеждой… Дикий изверг человечества похитил святыню, ограбил с нее драгоценные украшения и — страшно вымолвить, но, по-видимому, теперь несомненно, святую сжег!
Смутилась и поражена тяжкою печалью Казань. Весть о невероятно гнусном, ужасном преступлении глубокой скорбью отозвалась во всей православной России. Потому что в Казанской иконе Пресвятая Богородица явила свое покровительство не над Казанью только, а над всей русской землей…
Попущением Божиим злой человек похитил у нас наше сокровище и, быть может, истребил. Но мы крепко надеемся, что Пресвятая Дева не лишила нас своей милости»51.
Сильное и глубокое впечатление произвело на всех молящихся прочувствованное слово духовного витии — архипастыря Казанского, который, несомненно, был более всех удручен потерей драгоценной святыни Казанской.
Отметим, что известие о неслыханном святотатстве в Казани распространилось за пределы не только Казани, но и России, что имело далеко идущие последствия. Так, Константинопольский патриарх Иоаким III повелел написать точный список с древней и почитаемой иконы Божией Матери Паммакристы («Всеблаженнейшей»), находящейся в патриаршем храме св.великомученика Георгия. По определению константинопольского священного синода, исполненная копия с иконы была переправлена в Санкт-Петербург митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому высокопреосвященному Антонию с просьбой переслать ее в дар Казанскому монастырю.
С благоговением и церковной торжественностью список с иконы Божией Матери Паммакристы («Всеблаженнейшей») был встречен благочестивыми казанцами. Со 2 по 14 декабря 1905 года при большом стечении прихожан происходили торжественные богослужения во Владимирском, кафедральном Благовещенском соборах, в Казанском Богородичном женском монастыре.
В честь святой иконы Божией Матери Паммакристы («Всеблаженнейшей») константинопольский патриарх Иоаким III установил особое празднество, приурочив его к 1 сентября. 29 августа 1905 года в Константинополе вышло особое «Последование Вечерни, Утрени и Литургии в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всеблаженной» на греческом языке, составленное по повелению патриарха. В 1906 году эта служба была переведена в Казани с греческого на церковнославянский язык. Икона была установлена на место похищенной святыни.
Забегая вперед, скажем, что это было не последнее святотатство, совершенное в Казани по отношению к иконе Богородицы. Икона Божией Матери Паммакристы («Всеблаженнейшей») находилась в Богородицком монастыре вплоть до его уничтожения в начале 30-х годов XX века, а затем священнослужителями и верующими была перенесена в Петропавловский собор. Ее по каким-то причинам не перенесли в церковь Ярославских чудотворцев, как остальные, и после возвращения Петропавловского собора в ведение Казанской епархии (13 июля 1989 года) этой иконы в нем уже не было. Список с нее ныне находится в Никольском соборе.
5 мая 1908 года Святейший Патриарх Константинопольский Иоаким III на имя игуменьи Казанского монастыря Маргариты прислал в благословение Казанской обители новый священный дар — Иверскую икону Божией Матери, именуемую «Вратарницею». Икона была написана на кипарисовом дереве. С подобающей честью она была внесена из кельи игуменьи протоиереем Александром Зеленецким перед всенощным бдением в Никольский соборный храм.
2 июля 1908 года монастырь получил в дар от его блаженства блаженнейшего Патриарха Иерусалимского и Палестинского Дамиана Святой Крест Господень. Крест сей был привезен в Казанскую Богородичную женскую обитель монахиней монастыря Арсенией, которая путешествовала в Иерусалим на поклонение Гробу Господню и другим святым местам палестинским.
Монахиня Арсения (в миру Белых Любовь Ивановна) поступила в монастырь еще в молодые годы; здесь же обучилась грамоте. 13 марта 1883 года была покрыта рясофором, пострижена в монашество 14 марта 1892 года. 12 марта 1894 года утверждена в должности казначеи Казанского монастыря. 4 марта 1905 года, согласно прошению, была уволена от должности казначеи по болезни. Осенью 1907 года отправилась в паломническое путешествие по святым местам Палестины и в июле 1908 года возвратилась в Казань.
На обратной стороне креста находилась надпись: «Сей крест, содержащий частицу камня от Св. и Трепетной Голгофы и освященный на Св. и Живоносном Гробе Господнем, препровождается в благословение в Казанский Богородицкий девичий монастырь. Святой град Иерусалим. 1908 года, июня 4 дня».
Сей крест был торжественно перенесен из кельи игуменьи в летний Казанский собор. В воскресенье 6 июля, после вечернего богослужения, был прочитан акафист страстям Господним и совершено поклонение Святому Кресту Господню.
Город день ото дня наполнялся самыми невероятными слухами. От государя императора на имя казанского губернатора (тайного советника Петра Алексеевича Полторацкого) якобы была получена телеграмма, в которой предписывалось во что бы то ни стало разыскать как виновных, так и все похищенное из монастыря, с предупреждением, что если не будут обнаружены преступники и похищенное, то чины полиции будут уволены от занимаемых должностей. Эти разговоры циркулировали более всего в средних слоях населения52.
Среди церковнослужителей и монахинь распространилось мнение, что похищение было осуществлено при содействии уволенного из монастыря бывшего дьякона Григория Рождественского и монастырского караульщика Федора Захарова; другие же считали, что это дело рук секты поморцев. Многие считали, что настоятельница обители монахиня Маргарита нерадиво относится к своим обязанностям, что монастырь плохо охраняется.
На страницах местной печати в ходе следствия и судебного процесса формировалось резко отрицательное общественное отношение к обвиняемым. В газетах помещались репортажи и статьи с такими заголовками, как «Святотатство в монастыре»53, «Похищение икон Чайкиным», его портреты, под которыми ставились подписи: «Чайкин — похититель святой иконы». Сила этого общественного мнения была настолько велика, что даже защитник Стояна (Чайкина), присяжный поверенный Тальберг в своей речи на суде сказал: «Даже я, когда получил приказ суда о назначении меня к исполнению обязанностей и пошел знакомиться с делом, то, предложи мне кто-нибудь вопрос: «Кто похитил икону?» — я бы, вероятно, ответил: «Чайкин»54.
Напряженность первых недель усугубило анонимное письмо с угрозами по отношению к святой обители и архиепископу Димитрию, которое 13 августа получил по городской почте настоятель собора монастыря протоиерей Братолюбов:
Уведомляю Васъ батюшка что въ самомъ непродолжительномъ времени вашъ монастырь будетъ взорванъ мины ужи заложины а такъ как-бы не пострадали люди то позаботтисъ да и сами поберегитисъ. Монашекъ же стоить пустить на воздухъ. Ни што и ни кто не спасеть потому што проводники къ минамъ заложены акуратна. Хорошо будить если во время взрыва попадетъ архиерей Димитрий; но обь этомъ мы позаботимся и угостимъ его на славу. Дело устроить возложена на насъ троих, т.е. № 17, 23 и 28-й.55
В ответ на это Казанское жандармское управление усилило контроль за местными социалистами-революционерами, но взрыва не последовало. Возможно, это была лишь шутка подгулявшей гимназической или студенческой молодежи, а, может, в это письмо была заложена и реальная угроза, ведь развитие революционных идей в среде учащейся молодежи города в это время шло стремительно.
В этой нервозной обстановке требовались энергичные и быстрые меры по розыску преступников. К чести казанской полиции, она достаточно быстро, уже к 3 июля, вышла на след грабителей. Полицейская хроника тех дней подробно описывает детали этого чудовищного злодеяния.
При осмотре примыкающего к монастырю сада Попрядухина в кустах акации были найдены «два кусочка шелковой ленты, десять жемчужин и металлический брелок», признанные священником Нефедьевым и монахиней Варварой, которая длительное время заведовала золотошвейной мастерской монастыря, за предметы, снятые с похищенной иконы Божией Матери.
Допрошенный на следствии в качестве свидетеля монастырский сторож Федор Захаров свидетельствовал, что в час ночи на Петров день он пошел с монастырского двора в сторожку, но, подходя к колокольне, услышал шорохи у двери собора. Едва он успел вскрикнуть, как был окружен вооруженными револьвером и ножами четырьмя мужчинами. Преступники столкнули его в подвал и закрыли дверь. Спустя некоторое время он увидел проходившую к игуменскому корпусу послушницу Татьяну и только тогда он решился закричать56.
Первоначальные розыски не дали указаний на лиц, свершивших святотатство, но 2 июля смотритель Александровского ремесленного училища Владимир Вольман заявил полиции, что 22 июня золотых дел мастер Николай Максимов заказал в мастерской училища щипцы — «разжим для растяжения» — и взял их 25 июня. Вольман предположил, что этими щипцами можно было взломать замки при совершении кражи из монастыря.
В тот же день Максимова доставили в полицию. Поначалу он отрицал факт заказа щипцов, но, уличенный Вольманом и его помощником Андреевым, сознался, сказав, что сделал это по поручению своего давнего покупателя Федора Чайкина, который пригрозил ему смертью, если он его выдаст.
В ночь с 3 на 4 июля в квартире дома купца Павла Андреевича Шевлягина (им управлял лавочник Нефедьев), находился он в 4-ой части города, в 98 квартале, на углу улиц Муратовской и Односторонки Кирпично-Заводской57, что в Академической слободе (свое название слобода получила из-за расположения вблизи здания Духовной академии — ныне там находится 6-я горбольница), которую снимал Чайкин, казанским полицмейстером П.Панфиловым был произведен обыск. Но ничего из похищенного найдено не было. Сам же Чайкин за несколько часов до обыска вместе с Прасковьей Кучеровой покинул город, уплыв вверх по Волге на пароходе «Ниагара» в сторону Нижнего Новгорода, где вскоре и был арестован. Решили задержать их по прибытии на место, что и было сделано 5 июля.
В то же время следствие выяснило, что Максимов второго июля занимался продажей жемчуга, очень похожего на украденный с ризы. Это заставило полицмейстера произвести повторный, более тщательный четырехдневный обыск в квартире подозреваемого Чайкина. В результате долгих поисков «удалось обнаружить спрятанные на кухне, на поду русской печи и в других местах 205 зерен жемчуга, 26 обломков серебряных украшений с камнями, 72 золотых и 63 серебряных обрезков от ризы, пластинку с надписью «Спас Нерукотворный». При осмотре преддиванного стола, стоявшего в зале, было замечено отверстие, выдолбленное в одной из его ножек, где оказалось 6 ниток жемчуга, 246 жемчужин, 439 разноцветных камней, несколько серебряных гаек и обломков украшений и проволока; в чулане заднего крыльца квартиры найдены еще 3 жемчужины и серебряная проволока, в железной печи — 17 петель, 4 обгорелые жемчужины, кусочки слюды, 2 гвоздика, загрунтовка с позолотой и обгорелые кусочки материи… Кроме того, в квартире Чайкина были найдены плавильная лампа, роговые весы и черновик телеграммы следующего содержания: «Город Обоянь, Долженская волость, Ананий Комов, выезжай немедленно в Казань. Федор»58.
В овраге, рядом с домом Шевлягина, послушницей монастыря Хашевой59 были найдены три долота, ножницы для резки металла. Таким образом, факт уничтожения риз и окладов икон был налицо.
С 25 по 29 ноября 1904 года в Казанском окружном суде при участии присяжных заседателей в количестве двадцати человек, под председательством бывшего городского головы, члена Казанской судебной палаты С.В.Дьяченко60 состоялось слушание дела о похищении Казанской чудотворной явленной иконы Божией Матери. Старшиной присяжных заседателей был избран профессор Казанского университета Н.П.Загоскин61. Было определено проводить заседания суда с 10 до 24 часов с перерывами на обед и ужин.
По материалам следствия были допрошены и привлечены к ответственности шесть человек: крестьянин села Жеребца Жеребцовской волости Александровского уезда, Екатеринославской губернии, профессиональный похититель икон Варфоломей Андреевич Стоян, он же Федор Иванович Чайкин, 28 лет; крестьянин села Долженкова Долженковской волости Обоянского уезда Курской губернии, карманный вор Ананий Тарасович Комов, 30 лет; мещанин г.Казани, монастырский караульщик Федор Захаров, 69 лет; запасной младший унтер-офицер из казанских цеховых, ювелир Николай Семенович Максимов, 31 года; мещанка г.Мариуполя Екатеринославской губернии, сожительница Стояна-Чайкина Прасковья Константиновна Кучерова, 25 лет; мещанка г.Ногайска Таврической губернии Елена Ивановна Шиллинг, 49 лет.
У Варфоломея Стояна было несколько паспортов на различные фамилии, в том числе и на Федора Чайкина. Поэтому судебный процесс по определению газетчиков остался в истории как «Дело Чайкина»62. Это был не только профессиональный похититель икон, но, несмотря на свои молодые годы, и закоренелый преступник. В Ростове-на-Дону он выстрелил из револьвера в городового, при задержании бежал; совершил кражу драгоценностей из Ярославского мужского монастыря, а также из Казанско-Богородицкой церкви в гор.Туле; в 1902 году бежал из Златоустовской тюрьмы, где отбывал наказание за кражу денег в единоверческой церкви63. И это только небольшая часть его преступлений, зафиксированная унтер-офицерами Казанского губернского жандармского управления.
Стоян-Чайкин специально более чем за полгода до кражи приехал в Казань, чтобы совершить это дерзкое преступление. Понятно, что в одиночку он не смог бы это осуществить, поэтому телеграммой вызвал своего старого приятеля, карманного вора Анания Комова, вошел в преступный сговор с казанским ювелиром Максимовым и монастырским караульщиком Захаровым.
Преступники юлили, переваливали вину друг на друга, «путались» в показаниях. Большую часть драгоценностей, украшавших иконы, удалось вернуть. Но следов чудотворных икон сразу обнаружить не удалось. И Стоян-Чайкин, и другие обвиняемые то ли из страха перед Божией карой, то ли по каким-то иным мотивам хранили молчание о самих иконах.
«Спрошенная как при дознании, так и на следствии проживавшая в одной квартире с Кучеровой дочь ее Евгения (ей в ту пору было 9 лет) показала: накануне Петрова дня, поздно вечером, Чайкин ушел из дома вместе с Ананием Комовым, приехавшим за несколько дней перед тем в Казань, причем каждый из них взял с собою шпаеру (револьвер); а после того, проснувшись на рассвете, она увидела, что Чайкин рубит «секачом» (большим ножом) икону Спасителя, а Комов топором — икону Казанской Божией Матери. Разрубленные иконы были положены в железную печь, после чего бабушка (Елена Шиллинг) зажгла иконы… она видела, как Чайкин и Комов резали похищенные ризы ножницами, а мать ее резала жемчуг…»64.
Девочка также рассказала, что за несколько дней до этого они вместе с Комовым ходили в город, где повстречали сторожа монастыря Захарова и по-дружески поздоровались с ним. Впоследствии Евгения Кучерова неоднократно меняла свои показания, по-детски легко отказывалась от предыдущих, явно придумывала новые. Следствие с большим недоверием относилось к ним, тем более что свидетели и обвинения, и защиты единодушно указывали на такие черты ее характера, как лживость и ветреность.
Тем не менее 8 июля в селе Долженкове был задержан Ананий Комов. У него обнаружили револьвер, золотой медальон с девятью жемчужинами, а у родственников — портмоне с деньгами на сумму 540 рублей. Эксперты, в свою очередь, провели сличение почерков и пришли к выводу: черновик телеграммы, найденной в квартире Чайкина, был написан рукой золотых дел мастера Николая Максимова.
Сам Чайкин, чтобы перевалить вину на Максимова, свидетельствовал, «что вечером 28 июня он был дома, лег спать часов в 8-9 и ночью никуда не ходил: на второй или третий день после Петрова дня (29 июня) он купил за 750 рублей у Максимова, пришедшего к нему на квартиру, две ризы с икон Спасителя и Казанской Божией Матери, зная, что они похищены в Казанском монастыре; ризы были куплены изрезанными, и он скрыл их в печи, а камни и жемчуг спрятал в ножку стола…»65.
Максимов же утверждал: «После кражи из монастыря Чайкин на мои вопросы о судьбе икон сказал: «Я порубил, побросал в печку, мать заставил сжечь; она сожгла и плакала — мамаша у нас плаксивая».
Как показало следствие, тогда же Максимов по просьбе Чайкина продемонстрировал, как расплавляется золото, и получил от него жемчуг, который и продал66.
Действительно, в железной печи были найдены не только обгорелые жемчужины, кусочки слюды, гвоздики и петельки с риз, но и загрунтовка с позолотой, что неопровержимо доказывает уничтожение не только риз и окладов, но и самих икон.
Вина преступников была доказана, и они были приговорены к различным срокам заключения: Варфоломей Андреевич Стоян — к лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы на 12 лет, Ананий Тарасович Комов — к лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы на 10 лет, Николай Семенович Максимов — к лишению всех особых, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и воинского звания и исправительным арестантским отделениям на 2 года и 8 месяцев, Прасковья Константиновна Кучерова и Елена Ивановна Шиллинг — к тюремному заключению на 5 месяцев и 10 дней каждая. Федор Захаров был оправдан67.
После оглашения приговора, как свидетельствует пресса, «публика вышла из зала суда в подавленном состоянии».
Действительно, ответ на самый главный, самый волнующий вопрос: «Где икона?» — так и не был найден.
«Прошло немало лет, но и сейчас эта покрытая тайной кража вызывает неподдельный интерес у всех любителей отечественной истории. И кто знает, может, со временем завеса над этой тайной приоткроется…». Так думает один из современных исследователей этого запутанного дела Г.А.Милашевский68.
Последствия совершенного кощунства с трудом поддаются осмыслению. Напомним только, что следом наступил 1905 год с последующими известными историческими событиями.
Сам Стоян-Чайкин немного не дожил до революции и умер в Шлиссельбургской крепости в 1916 году в возрасте 40 лет. Перед смертью его решил исповедовать священник, но Чайкин отказался и еще раз подтвердил, что он не верит ни в Бога, ни в черта и что он в 1904 году самолично сжег икону, чтобы доказать, что никакая она не святая.
 |
[ Вверх ][ Содержание ][ Книги ][ Чтение ][ Главная ] |  |
Примечания:
Дорогой читатель, прошу Ваших святых молитв за рр.Б.Илия, Марию и сродников. Спаси Господи.
50. Судебный процесс по делу о похищении в Казани явленной чудотворной иконы Казанской Божией Матери. Полный стенографический отчет с приложением всех судебных речей. Издание редакции журнала «Православный собеседник». Казань, Центральная типография. 1904. с.8.
51. Зеленецкий А.Ф. Ук.соч., с.58-59.
52. НА РТ, ф.199, оп.2, д.249, л.18.
53. Камско-Волжская Речь. 3 июля 1904 г. суббота, №70.
54. Судебный процесс… с.154-155.
55. НА РТ, ф.199, оп.2, д.249, л.27. Орфография документа нами сохранена.
56. Судебный процесс…, с.9.
57. Благодаря усилиям советника генерального директора Национального музея Республики Татарстан Г.А.Милашевского найдены проект и план от 29 января 1901 года на постройку деревянного 2-этажного дома и служб с сушилами. Снесен в начале 80-х годов XX века. Ныне на этом месте клумба во дворе 9-ти этажного углового здания (ул.Лесгафта 30 и Вишневского 10). См.: НА РТ, ф.98, оп.4, д.424, л.15-об,16-об.
58. Судебный процесс…, с.11-12.
59. Хашева Татьяна Петровна, 1868 года рожд., дочь крестьянина с Арышхазда, Казанского уезда, Казанской губернии. Была принята в обитель в 1890 г., покрыта рясофором 3 марта 1901 г. В дальнейшем, 18 декабря 1910 г. была пострижена в монахини под именем Людмила. Заведовала ризношвейной мастерской. Монастырь покинула после его закрытия в 1928 году.
60. Дьяченко Сергей Викторович (1846-1907), городской голова с 1888 по 1899 г. Высочайшим приказом по ведомству Министерства юстиции от 1 июля 1899 г. он был назначен членом Казанской судебной палаты. См.: НА РТ, ф.98, оп.7, д.299, л.31.
61. Загоскин Николай Павлович (1851-1912). историк, юрист, доктор государственного права (1879). С 1875 в Казанском университете, профессор кафедры истории русского права (1888), в 1906-09 ректор. Издатель и редактор журнала и газеты «Волжский вестник» (1883-90). Директор историко-этнографического отдела Казанского городского музея (1895-1905). С 1911 директор Казанских высших женских курсов. В 1911-12 член Государственного Совета Российской империи. Труды по теории русского права, истории Казанского университета, краеведению. См.: Татарский энциклопедический словарь. Казань, 1999, с.195.
62. Казанский телеграф. №3575. 24 ноября 1904 г.
63. НА РТ, ф.199, оп.2, д.249. л.29-30.
64. Судебный процесс…, с.13.
65. Судебный процесс…, с.15-16.
66. Судебный процесс…, с.17.
67. Судебный процесс…, с.233.
68. Милашевский Г.А. Тайна великого святотатства. Хроника громкого судебного дела, закончившегося обвинительным приговором, но не раскрывшего загадки преступления // Казань. №5-6. 1994, с.112-117.
Copyright © 2003-2004
Слава Богу за все!
Webmaster: ds