Житие ^*
преподобного
Иоанна Дамаскина

Память 4/17 декабря

Преподобный Иоанн Дамаскин родился в столице Сирии Дамас­ке около 680 года, от знаменитых и благочестивых родителей, пла­менная вера коих во Христа, испытанная в скорбях и искушениях, явилась крепче и драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытанно­го, золота. Тяжкое тогда было время. Сарацины завоевали ту страну и, взяв этот славный город, причиняли всякие беды христианам, од­них убивая, других продавая в рабство и никому не дозволяя от­крыто исповедовать Христа. В это время родители Иоанна, покры­ваемые Промыслом Божиим, были сохранены в безопасности и здравии, со всем имением; соблюли они и святую веру, ибо Бог да­ровал им возможность снискать благоволение у сарацин, как некогда Иосифу у египтян (см.: Быт.41:37) и Даниилу у вавилонян (см.: Дан.2:48), так что злочестивые агаряне не запрещали родите­лям святого веровать во Христа и открыто прославлять Его святое Имя. Кроме того, отца святого Иоанна они поставили городским судьей и начальником народных построек. Живя в таком благопо­лучии, он сделал много доброго для своей единоверной братии: выкупал пленных, заключенных в темницах, освобождал от оков и избавлял от смерти и всем страждущим подавал руку помощи. Ро­дители преподобного были в Дамаске среди агарян, как светильни­ки в ночи, как семя в Израиле, как искра в пепле. Для того они и сохранены были Богом, чтобы через них возгорелся в Церкви Хри­стовой светильник, ясно светящий всему миру, — блаженный Иоанн Дамаскин. Родив его по плоти, они поспешили сделать его чадом света и через Крещение, что было делом весьма трудным в то время. Агаряне никому не дозволяли принимать Крещения, роди­тели же святого беспрепятственно возродили свое дитя Крещением и нарекли ему имя, означающее Благодать Божию. Отец отрока очень заботился, чтобы он был воспитан в добром учении и научил­ся не сарацинским обычаям, не храбрости воинской, не охоте зве­риной, не другому какому-либо мирскому искусству, но кротости, смирению, страху Божию и познанию Божественных Писаний. Поэтому усердно просил он Бога послать сыну человека мудрого и благочестивого, который был бы для отрока хорошим учителем и наставником в добрых делах. Родитель святого услышан был Богом и получил желаемое таким образом.

Дамасские разбойники совершали и на суше и с моря частые на­беги на соседние страны, захватывали в плен христиан и, приводя в свой город, одних продавали на рынках, других предавали смерти. Однажды случилось им пленить некоего инока, именем Коcму, — благообразного видом и прекрасного душой, происходившего из Италии. Вместе с прочими пленниками они решили продать его на рынке. Те же, которых разбойники хотели усечь мечом, припав к но­гам этого инока, со слезами умоляли его помолиться Богу о душах их. Видя, какое почтение воздается иноку обреченными на смерть, сарацины спросили его, каким саном и почетом пользовался он в своем отечестве среди христиан.

Он же ответил:

— Я не имел никакого сана, даже не был удостоен священства; я только грешный инок, наученный философии, и не только христи­анской, но и той, которую измыслили языческие мудрецы!

Сказав это, инок горько заплакал. Невдалеке стоял родитель Иоанна; видя плачущего старца и узнав в нем по одежде инока, он подошел к нему и, желая утешить его в скорби, сказал:

— Напрасно, человек Божий, ты плачешь о потере мира, которо­го ты давно отрекся и для которого умер, как я вижу по твоему виду и одежде.

— Я плачу, — ответил инок, — не о потере мира — для него, как ты сказал, я умер — и не забочусь ни о чем мирском, зная, что есть другая жизнь — лучшая, бессмертная и вечная, приготовленная ра­бам Христовым, которую надеюсь и я получить при помощи Божи­ей; плачу же о том, что ухожу из этого мира бездетным, не оставив после себя наследника.

Изумился родитель Иоанна словам инока и сказал:

— Отче, ты — инок, посвятивший себя Богу для сохранения чис­тоты, а не для рождения детей: зачем ты скорбишь о детях?

Инок ответил:

— Ты не понимаешь, господин, сказанного мной: я говорю не о плотском сыне и не о земном наследстве, но о духовном. Я, как сам ты видишь, инок бедный и не имею ничего, но у меня есть большое богатство мудрости, которым я обогатился, с юных лет трудясь при помощи Божией. Я изучил различные науки: изучил риторику, диалектику, философию, преподанную Стагиритом и сы­ном Аристона, — знаю землемерие и музыку, хорошо изучил движе­ние небесных тел и течение звезд, так что от красоты творения и его премудрого устройства могу прийти к более ясному познанию Са­мого Творца; наконец, я хорошо изучил и составленное гречески­ми и римскими богословами учение о тайнах Православия. Имея сам такие познания, я никому их не преподал, и тому, чему научил­ся, никого не могу теперь учить, ибо не имею ни времени, ни уче­ника, и думаю, что я здесь умру от меча агарян и явлюсь пред моим Господом, как дерево, не принесшее плода, как раб, сокрывший в землю талант господина своего (см.: Мф.25:15). Вот о чем я плачу и рыдаю. Как отцы по плоти скорбят о том, что, находясь в супру­жестве, не имеют детей, так и я скорблю и тужу, что не имею ни одного духовного сына, который был бы после меня наследником моего богатства мудрости.

Услыхав такие слова, отец святого Иоанна обрадовался тому, что нашел давно желаемое сокровище, и сказал старцу:

— Не печалься, отче: Бог может исполнить желание сердца твоего.

Сказав это, он поспешно пошел к сарацинскому князю и, припав к ногам его, усердно просил отдать ему пленного инока и не полу­чил отказа: ему отдан был князем этот дар, который действительно был драгоценнее многих других даров. С радостью родитель Иоанна привел блаженного Коcму в свой дом и утешал после долгого стра­дания, предоставив ему удобство и покой.

— Отче, — сказал он, — будь господином моего дома и соучаст­ником всех моих радостей и скорбей.

И еще прибавил:

— Вот Бог не только даровал тебе свободу, но и желание твое исполнил. Я имею двух детей, один мой сын по плоти — Иоанн, а другой — отрок, принятый мной вместо сына, родом из Иерусали­ма, сирота с детства; он имеет одно имя с тобой, ибо его тоже зовут Космой. Молю тебя, отче, научи их мудрости и добрым нравам и наставь их на всякое доброе дело, сделай их духовными сыновьями своими, возроди и воспитай учением и оставь их после себя наслед­никами того духовного богатства, которого никто не может похи­тить.

Возрадовался блаженный старец Косма, прославил Бога и стал усердно воспитывать и учить обоих отроков. Отроки же были разумны, усваивали все преподаваемое учителем и успешно учились. Иоанн, как орел, парящий по воздуху, постигал высокие тайны уче­ния, а духовный брат его Косма, как корабль, быстро несущийся при попутном ветре, скоро постигал глубину мудрости. Учась усер­дно и старательно, навыкли они в короткое время премудрости, изучили грамматику, философию и арифметику и сделались подоб­ными Пифагору и Диофану; изучили они и землемерие так, что их можно было признать за новых Евклидов. О том, как они усо­вершенствовались в поэзии, свидетельствуют составленные ими церковные песнопения и стихи. Не оставили они и астрономии, а также хорошо изучили и богословские тайны. Кроме того, они научились добрым нравам и добродетельной жизни и стали вполне совершенными в знании, мудрости духовной и мирской. Особен­но преуспевал Иоанн. Ему удивлялся сам учитель, которого он пре­взошел в некоторых областях премудрости. И был Иоанн великим богословом, о чем свидетельствуют богодухновенные и богомуд­рые книги его. Но он не гордился такой своей мудростью. Как дерево плодовитое, чем больше возрастит плодов, тем ниже пре­клоняется к земле ветвями, так и Иоанн, чем более преуспевал в мудрости, тем менее о себе думал и умел укрощать в себе суетные мечтания юности и помышления страстные, душу же свою, как све­тильник, наполненный елеем, возжигать огнем Божественного желания.

И сказал однажды учитель Косма отцу Иоанна:

— Желание твое, господин, исполнилось: отроки твои хорошо научились, так что и меня уже превосходят мудростью; таким учени­кам недостаточно быть равными своему учителю. Благодаря боль­шой памяти и непрестанным трудам, они в совершенстве постигли всю глубину премудрости; Бог же умножил их дарование. Дальше их учить мне не требуется: они сами уже способны учить других. По­этому умоляю тебя, господин, отпусти меня в монастырь, где я сам буду учеником и научусь высшей мудрости от совершенных иноков. Та мирская философия, которой я научился, посылает меня к фило­софии духовной, которая достойнее и чище мирской, ибо она при­носит пользу и спасает душу.

Услыхав это, отец Иоанна опечалился, не желая лишиться тако­вого достойного и мудрого наставника. Однако он не осмелился удерживать старца, чтобы не опечалить его, исполнил его желание и, щедро наградив, отпустил с миром. Инок же удалился в Лавру преподобного Саввы и, благополучно пожив там до своей смерти, отошел к совершеннейшей Премудрости — Богу. Через несколько лет умер и отец Иоанна. Князь сарацинский, призвав Иоанна, предложил ему стать первым своим советником; Иоанн отказывался, имея другое желание — в безмолвии работать Богу. Однако он принужден был повиноваться и против желания принять начальство — и получил он в городе Дамаске власть большую, чем его родитель.

В то время в Греции царствовал Лев Исаврянин, который зверски, подобно рыкающему льву, восстал на Церковь Божию. Извергая ико­ны их святых храмов, он предавал их пламени, а православно верую­щих и поклоняющихся святым иконам немилосердно терзал люты­ми мучениями. Услыхав об этом, Иоанн возгорелся ревностью бла­гочестия, подражая Илии Феосвитянину и одноименному себе Предтече Христову. Взяв меч Слова Божия, он начал им отсекать, как бы голову, еретическое мудрование нечестивого царя; он разослал много посланий о почитании святых икон тем правоверным, которые ему были известны. В этих посланиях, на основании Свя­щенного Писания и древнего предания Богоносных отцов, — он мудро показал, как нужно воздавать должное поклонение святым иконам. Тех, кому он писал, Иоанн просил показать его послания другим единоверным братиям для утверждения их в Православии. Так стремился святой наполнить всю вселенную богодухновенны­ми своими посланиями. Распространившись по всему Греческому царству, они утверждали православных в благочестии, а еретиков поражали как бы остнами ¹. Слух об этом дошел до самого царя Льва, который, не вынося обличения своего нечестия, призвал к себе единомышленных ему еретиков и повелел им, чтобы они, при­няв ложный вид благочестия, отыскали между православными ка­кое-нибудь послание Иоанна, писанное его собственной рукой, и попросили почитать как бы для своей пользы. После многих стара­ний соучастники этого злобного замысла нашли где-то у верующих одно послание, написанное собственной рукой Иоанна, и, льстиво выпросив, отдали его в руки царю. Царь же поручил искусным пис­цам, чтобы они, смотря на письмо Иоанна, такими же буквами написали от лица святого послание к нему — царю Льву, как будто пи­санное собственноручно Иоанном и присланное из Дамаска. По­слание же было таково:

«Радуйся, царь, и я радуюсь твоей державе во имя общей веры на­шей, и воздаю поклонение и подобающую честь царскому твоему ве­личеству. Извещаю тебя, что город наш Дамаск, находящийся в руках сарацин, плохо охраняется и совсем не имеет крепкой стражи, войско в нем — слабое и малочисленное. Умоляю тебя, будь милостив к сему городу, ради Бога, пошли мужественное твое войско. Показав вид, что оно намеревается идти в другое место, оно может нечаянно на­пасть на Дамаск, и тогда ты без труда возьмешь город в свое владе­ние; в сем много помогу и я, потому что город и вся страна — в моих руках».

Написав себе от лица Иоанна такое послание, хитрый царь пове­лел написать от себя сарацинскому князю так:

«Нет ничего лучше, думаю я, как иметь мир и находиться в дружбе, ибо сохранять мирные обещания — весьма похвально и Богу любезно; посему и мир, заключенный с тобой, я желаю сохра­нить честным и верным до конца. Однако некий христианин, жи­вущий в твоем государстве, частыми своими посланиями ко мне побуждает меня нарушить мир и обещает мне отдать город Дамаск в мои руки без труда, если я неожиданно пришлю свое войско. Посылаю тебе одно из тех посланий, которые писал сей христиа­нин, — это убедит тебя в моей дружбе; а в том, кто осмеливается так писать мне, ты увидишь измену и вражду и будешь знать, как каз­нить его».

Эти два письма нечестивый царь Лев послал с одним своим приближенным в Дамаск к князю сарацин. Приняв и прочтя их, князь призвал Иоанна и показал ему то ложное письмо, которое было написано к царю Льву. Иоанн, читая и рассматривая посла­ние, сказал:

— Буквы в этой хартии несколько походят на письмо моей руки, однако не моя рука написала это, ибо мне никогда и в ум не прихо­дило писать царю греческому; не может быть, чтобы я своему госпо­дину служил лукаво.

Иоанн понял, что это было делом вражеской, злой, еретической хитрости. Но князь, придя в ярость, повелел отсечь неповинному Иоанну правую руку. Иоанн усердно просил князя, чтобы он подож­дал и дал ему некоторое время для выяснения своей невиновности и той ненависти, какую питает к нему злой еретический царь Лев, но он не достиг просимого. Сильно разгневанный князь повелел тот­час совершить казнь. И отрубили правую руку у Иоанна — ту руку, которая укрепляла правоверных о Боге; эта рука, обличившая свои­ми писаниями ненавидящих Господа, вместо чернил, коими писала о почитании икон, была омочена своей собственной кровью. После казни рука Иоанна повешена была на рынке, среди города, а сам Иоанн, изнемогший от боли и потери крови, был отведен в дом свой. При наступлении вечера, узнав, что гнев князя уже прошел, блажен­ный послал к нему такую просьбу:

«Увеличивается болезнь моя и невыразимо меня мучает; не могу иметь отрады до тех пор, пока усеченная моя рука будет висеть на воздухе; молю тебя, господин мой, прикажи отдать мне мою руку, чтобы я мог похоронить ее в земле, ибо я полагаю, что если она будет погребена, то получу облегчение в моей болезни».

Мучитель внял этой просьбе и повелел снять руку с обществен­ного места и отдать Иоанну. Взяв усеченную руку, Иоанн вошел в свою молельную комнату и, пав на землю пред святой иконой Пре­чистой Богоматери, изображенной с Богомладенцем на руках, при­ложил отсеченную руку к суставу и стал молиться со слезами и воз­дыханием, исходящим из глубины сердечной:

— Владычице Пресвятая Мати, рождшая Бога Моего, вот правая моя рука отсечена ради Божественных икон. Ты знаешь, что привело Льва во гнев; поспеши же на помощь и исцели мою руку. Десница Вышнего, воплотившаяся из Тебя, ради молитв Твоих совершает многие чудеса, посему молю я, чтобы и мою десницу исцелил Он по Твоему ходатайству. О Богомати, пусть сия рука моя напишет то, что Ты Сама позволишь в восхваление Тебя и Сына Твоего, и да поможет своими писаниями Православной вере. Ты можешь все сделать, если захочешь, потому что Ты — Матерь Божия.

Говоря это со слезами, Иоанн уснул и увидел во сне Пречистую Богоматерь, взирающую с иконы на него светлыми и милосердными очами и говорящую:

— Рука твоя теперь здорова, не скорби об остальном, но усердно трудись ей, как обещался мне; сделай ее тростью скорописца.

Проснувшись, Иоанн ощупал свою руку и увидал ее исцелен­ной. Он возрадовался духом о Боге Спасителе своем и Его Прене­порочной Матери, что Всемогущий сотворил над ним такое чудо. Восстав и воздев руки к небу, он вознес благодарение Богу и Бого­матери. И радовался он всю ночь со всем домом, воспевая новую песнь:

— Десница Твоя, Господи, прославися в крепости (Исх.15:6): десная Твоя рука исцелила мою усеченную десницу и сокрушит врагов, не почитающих Честного Твоего и Твоей Пречистой Матери образа, и уничтожит ей, для возвеличения славы Твоей, врагов, уничтожаю­щих иконы.

Когда Иоанн таким образом радовался с домашними и воспевал благодарственные песни, услышали это соседи и, узнав о причине радости и веселья его, очень удивлялись. Вскоре узнал об этом и князь сарацинский и, тотчас призвав Иоанна, приказал показать ему усеченную руку. На суставе, от которого была отсечена рука, оста­вался наподобие красной нити знак, образовавшийся изволением Богоматери, для очевидного показания бывшего отсечения руки. Увидев это, князь спросил:

— Какой врач и каким лекарством так хорошо присоединил руку к суставу и так скоро исцелил и оживил ее, как будто она и не была отсеченной и мертвой?

Иоанн не скрыл чуда и во всеуслышание сказал о нем:

— Господь мой, Всемогущий Врач, услышав через Пречистую Свою Матерь мою усердную молитву, исцелил Всемогущей Своей силой мою рану и сделал здоровой руку, которую ты повелел отсечь.

Тогда князь воскликнул:

— Горе мне! Не рассмотрев клеветы, неправедно осудил я и не­винно казнил тебя, человек добрый; прошу тебя, прости нас, что мы так скоро и неразумно осудили тебя, прими от нас прежний сан твой и прежнюю честь и будь нашим первым советником. С этих пор без тебя и твоего совета ничего не будет совершаться в нашем госу­дарстве.

Но Иоанн, упав в ноги князю, долго просил, чтобы он отпустил его от себя и не препятствовал ему следовать за Господом своим с теми иноками, которые отверглись себя и подъяли на себя иго Господне. Князю же не хотелось отпустить его, и он старался убедить Иоанна остаться начальником над домом его и распорядителем все­го его государства. И был между ними долгий спор: один другого просил, один другого старался победить просьбой. С трудом Иоанн достиг своего: хотя и не скоро, но все же упросил он князя, и ему дана была свобода делать то, что ему угодно.

Возвратившись в свой дом, Иоанн тотчас роздал свои бесчислен­ные имения нуждающимся, рабов отпустил на свободу, а сам с со­учеником своим Космой отправился в Иерусалим. Там, поклонив­шись святым местам, пришел он в Лавру святого Саввы и стал умолять игумена, чтобы он принял его, как заблудшую овцу, и приоб­щил к избранному своему стаду. Игумен и вся братия узнали святого Иоанна, потому что он был уже в славе, и его знали все, благодаря его власти, почестям и великой премудрости. И радовался игумен тому, что такой человек пришел в смирение и нищету и хочет быть иноком. Приняв его с любовью, игумен призвал одного из братий, наиболее опытного и потрудившегося в подвигах, желая поручить ему Иоанна под начало, чтобы он научил его и духовному любомуд­рию, и иноческим подвигам. Но тот отказался, не желая быть учите­лем такого человека, который своей ученостью превосходил мно­гих. Игумен позвал другого инока, но и этот не пожелал; также и третий, и четвертый, и все прочие отказались, каждый из них созна­вался, что он недостоин быть наставником такого премудрого мужа; кроме того, все стеснялись и знатности Иоанна. После всех позван был один простой нравом, но разумный старец; он не отказался быть наставником Иоанна. Приняв Иоанна в свою келью и желая поло­жить в нем основание добродетельной жизни, старец прежде всего дал ему такие правила: чтобы он ничего не делал по своей воле; чтобы труды и усердные молитвы приносил Богу, как некую жертву; чтобы он проливал слезы из очей, если желает очистить грехи прошедшей жизни, ибо это пред Богом ценнее всякого дорогого фимиама. Эти правила были основанием для тех дел, какие совершаются телесными трудами. Тому же, что приличествует душе, старец положил такие пра­вила: чтобы Иоанн не имел в уме своем ничего мирского; не только не представлял в воображении каких-либо неприличных образов, но хра­нил бы ум свой неприкосновенным и чистым от всякого суетного пристрастия и пустой гордыни; чтобы не хвалился своей мудростью и тем, чему научился, и не думал бы, что может постигнуть все в совер­шенстве до конца; чтобы не домогался каких-либо откровений и по­знания сокровенных тайн; не надеялся бы до конца жизни на то, что разум его непоколебим и не может согрешить и впасть в заблуждение; напротив, пусть знает, что помышления его немощны и разум может погрешить, а поэтому пусть старается не допускать рассеиваться по­мышлениям своим, и пусть заботится сосредоточить их воедино, что­бы, таким образом, ум его просветился от Бога, душа освятилась и тело очистилось от всякой скверны; пусть тело и душа его соединятся с умом и будут три во образ Святой Троицы, и соделается человек ни плотским, ни душевным, но во всем духовен, изменившись добрым изволением из двух частей человека — тела и души, в третью и важнейшую, то есть в ум. Такие отец духовный своему духовному сыну и учитель ученику предписал уставы, присоединив еще и следующие слова:

— Не только не пиши никому посланий, но даже и не говори о чем-либо из светских наук. Соблюдай молчание с рассуждением; ибо ты знаешь, что не только наши философы учат молчанию, но и Пи­фагор завещал ученикам своим долговременное молчание, и не ду­май, что безвременно говорить хорошее есть благо. Послушай Дави­да, сказавшего: умолчах от благ (Пс.38:3). Какую же он от этого получил пользу? Послушай: Согреяся сердце мое во мне (Пс.38:4), то есть огнем Божественной любви, который возжегся в пророке размышлением о Боге.

Все эти наставления старца ушли в сердце Иоанна, как семя на другую землю, и, дав росток, укоренились, ибо Иоанн, живя дол­гое время при богодухновенном том старце, внимательно испол­нял все наставления его и слушал приказания его, повинуясь ему нелицемерно, без прекословия и всякого ропота; даже в мыслях никогда не противился он велениям старца. Вот что начертал он в сердце своем, как на скрижалях: «Всякую заповедь отца, по учению апостольскому, должно исполнять без гнева и сомнения» (см.:1Тим.2:8). Да и какая будет польза находящемуся в послуша­нии иметь в руках дела, а в устах ропот, исполнять приказание, а языком или умом прекословить, и когда такой человек будет со­вершенным? Никогда. Напрасно такие люди трудятся и думают, что живут добродетельно; соединяя послушание с ропотом, они носят в глубине своей змия.

Блаженный же Иоанн, как истинный послушник, во всех запове­данных ему службах являлся безропотным.

Однажды старец, желая испытать послушание и смирение Иоан­на, собрал много корзин, плетение которых составляло их занятие, и сказал Иоанну:

— Я слышал, чадо, что в Дамаске корзины продаются дороже, чем в Палестине; у нас же не хватает в кельях самого необходимого, как ты и сам видишь. Итак, возьми эти корзины, пойди скорее в Дамаск и продай их там. Но смотри не продай их дешевле назначенной цены.

И назначил старец цену корзинам гораздо выше, чем они стоят. Истинный послушник ни словом, ни в уме не прекословил, не ска­зал, что те корзины не стоят назначенной цены и что дорога очень дальняя; не помыслил даже того, что ему стыдно идти в тот город, где его все знают и где он был раньше всем известен по своей власти; ничего подобного не сказал он и не помыслил, являя себя подража­телем покорному до смерти Владыке Христу.

Сказав: «Благослови, отче», и приняв благословение от своего отца духовного, Иоанн тотчас взял на плечи корзины и поспешил к Дамаску. Одетый в разорванные одежды, ходил Иоанн по городу и продавал на рынке свои корзины. Желающие купить те корзины спрашивали, почем они продаются, и, узнав высокую их цену, бра­нились и смеялись, оскорбляли и укоряли Иоанна. Знакомые бла­женного не узнавали его, потому что он, некогда носивший злато­тканые одежды, был одет в рубище нищих, лицо его изменилось от поста, щеки высохли и красота увяла. Но один гражданин, который некогда был у Иоанна слугой, вглядевшись внимательно в лицо его, узнал святого и удивился его нищенскому виду. Сжалившись и воз­дохнув от сердца, подошел он к Иоанну, как к незнакомому челове­ку, и дал ему за все корзины цену, назначенную святым, — не потому, что он нуждался в корзинах, а из сожаления к такому человеку, ко­торый от великой славы и богатства пришел, ради Бога, в такое сми­рение и нищету. Взяв плату за корзины, Иоанн возвратился к послав­шему его, как бы некий победитель с войны, низвергший на землю послушанием и смирением врага диавола, а с ним и гордость с сует­ной славой.

По прошествии некоторого времени умер один инок той Лавры. Родной брат его, оставшись одиноким после умершего, неутешно плакал по нем. Иоанн много и долго утешал его, но не мог утешить безгранично огорченного и опечаленного брата. Тот со слезами на­чал просить Иоанна, чтобы он для утешения и ослабления его печали написал для него какую-нибудь умилительную надгробную песнь. Иоанн отказывался, боясь нарушить заповедь старца, который при­казал ему ничего не делать без своего повеления. Но сетующий брат не переставал молить Иоанна, говоря:

— Почему ты не смилуешься над моей скорбной душой и не по­дашь мне хоть малого лекарства в моей великой сердечной болез­ни? Если бы ты был врач телесный и случилась со мной какая-ни­будь телесная болезнь и я просил бы тебя полечить меня, неужели бы, имея возможность врачевать, ты отверг бы меня, и я умер бы от той болезни? Не дал ли бы ты ответа Богу за меня, потому что мог помочь и отказался? Теперь же я больше страдаю от сердечной болезни и ищу от тебя самой малой помощи, ты же пренебрегаешь мной. А если я умру от печали, то не дашь ли ты за меня большего ответа Богу? Если ты боишься приказаний старца, то я так скрою у себя написанное тобой, что твой старец не узнает и не услышит об этом.

Иоанн наконец склонился на такие речи и написал следующие надгробные тропари: «Кая житейская сладость», «Вся суета челове­ческая», «Человецы, что всуе мятемся», и прочие, которые и до сего времени поются в церкви при отпевании умерших.

Однажды, когда старец ушел куда-то из кельи, Иоанн, сидя в ней, пел составленные им тропари. Через некоторое время старец возвра­тился и, приближаясь к келье, услыхал пение Иоанна. Тотчас он по­спешно вошел в келью и стал с гневом говорить ему:

— Что так скоро забыл ты свои обещания и вместо того, чтобы плакать, радуешься и веселишься, напевая себе какие-то песни?

Иоанн рассказал причину своего пения и, объясняя, что он был вынужден слезами брата написать песни, стал просить у старца про­щения, пав ниц на землю. Однако старец, неумолимый, как твердый камень, тотчас отлучил блаженного от своего сожительства и выгнал из кельи. Изгнанный Иоанн вспомнил изгнание Адама из рая, слу­чившееся за непослушание, и горько плакал пред кельей старца, как некогда Адам пред раем. После этого пошел он к другим отцам, которых признавал совершенными в добродетели, и молил их, чтобы они пошли к старцу и упросили его простить ему согрешение. Они пошли и молили старца, чтобы он простил своего ученика и принял в свою келью; но тот остался непреклонным к их просьбам. Один из отцов сказал ему:

— Наложи на согрешившего епитимью, но не отлучай от сожи­тельства с тобой.

Старец сказал:

— Вот какую епитимью налагаю я на него, если он хочет полу­чить прощение за свое непослушание: пусть он очистит своими ру­ками проходы всех келий и вымоет все смрадные места в Лавре.

Отцы устыдились таких слов и в смущении ушли, дивясь жесто­кому и непреклонному нраву старца. Встретив их и, по обычаю, по­клонившись, Иоанн спросил, что сказал им отец. Поведав о жесто­кости старца, они не осмелились сказать про то, что ему назначил старец для испытания; им совестно было передавать о таких повеле­ниях старца. Но Иоанн неотступно просил их сказать, что назначил ему отец, и, узнав, возрадовался сверх их ожидания, принимая с охотой назначенное ему дело, хотя оно и возбуждало стыд. Тотчас при­готовив сосуды и орудия для чистки, начал он с усердием исполнять повеление, касаясь нечистот теми руками, которые прежде умащал разными ароматами, и оскверняя нечистотами ту десницу, которая чудесно была исцелена Пречистой Богородицей. О, глубокое смире­ние чудного мужа и истинного послушника! Умилился старец, уви­дев такое смирение Иоанна, и, придя к нему, обнял его и целовал голову, плечи и руки его, говоря:

— О, какого страдальца о Христе сделал я? Вот истинный сын блаженного послушания!

Иоанн же, стыдясь слов старца, пал ниц перед ним, как перед Бо­гом, и, не превозносясь похвальными речами отца, но еще больше смиряясь, молил, чтобы он простил прегрешение его. Взяв Иоан­на за руку, старец ввел его в свою келью. Иоанн так обрадовался это­му, как будто ему возвратили рай, и жил он со старцем в прежнем согласии.

Спустя немного времени Владычица мира, Пречистая и Пребла­гословенная Дева, в ночном видении явилась старцу и сказала:

— Зачем ты заградил источник, могущий источать сладкую и изобильную воду, воду, которая лучше истекшей из камня в пустыне (см.: Числ.20:11), воду, которую желал пить Давид (см.: Цар.23:15), воду, которую обещал Христос самарянке (см.: Ин.4:14)? Не пре­пятствуй источнику течь: изобильно потечет он, и всю вселенную протечет и напоит; покроет моря ересей и претворит их в чудную сладость. Пусть жаждущие стремятся к этой воде, и те, которые не имеют сребра чистой жизни, пусть продадут свои пристрастия и подражанием добродетели Иоанна пусть приобретут у нее чистоту в догматах и в делах. Он возьмет гусли пророков, Псалтирь Давида, воспоет новые песни Господу Богу и превзойдет Моисея и песни Ма­риами (см.: Исх.,гл.20). Ничто в сравнении с ним бесполезные пес­ни Орфея, о которых повествуется в баснях; он воспоет духовную небесную песнь и будет подражать Херувимским песнопениям. Все церкви Иерусалимские сделает он как бы отроковицами, играющими на тимпанах, чтобы они пели Господу, возвещая смерть и Воскресе­ние Христа; он напишет догматы Православной веры и обличит ере­тические лжеучения; сердце его отрыгнет слово благо, и изречет дела царева пречуднейшая.

Наутро старец, позвав Иоанна, сказал ему:

— О, чадо послушания Христова, открой уста твои, чтобы привлечь дух, и то, что восприял сердцем, скажи устами; пусть они говорят о премудрости, которой ты научился размышлением о Боге. Открой уста твои не для повествований, а для слов истины, и не для гаданий, а для догматов. Говори к сердцу иерусалимскому, созерцающему Бога, то есть к умиротворенной Церкви; говори не пустые слова, на воздух бросаемые, но те, которые Дух Святой начертал на твоем сердце. Взой­ди на высокий Синай Боговидения и откровения Божественных Таин, и за великое твое смирение, путем которого ты сошел до последней глубины, взойди теперь на гору церковную и проповедуй, благовествуя Иерусалиму. Крепко возноси голос твой, ибо много славного мне ска­зала о тебе Богоматерь. Меня же, молю, прости за то, что я тебе был препятствием по своей грубости и неведению.

С того времени блаженный Иоанн начал писать Божественные книги и слагать сладкозвучные песнопения. Он составил Октоих, которым, как духовной свирелью, и до этого времени увеселяет Цер­ковь Божию. Первую свою книгу Иоанн начал такими словами:

«Твоя победительная десница боголепно в крепости прославися».

По поводу же чудесного исцеления своей десницы, он, в востор­ге радости, так воззвал к Богородице:

«О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь» и прочее.

Плат, коим была обвита отсеченная его рука, Иоанн, в воспоми­нание давнего чуда Пречистой Богородицы, носил на своей голове. Написал он и жития некоторых святых; составил праздничные слова и разные умилительные молитвы, изложил догматы веры и многие таинства богословия; писал он и против еретиков, в особенности против иконоборцев; составил и другие душеполезные сочинения, коими и до этого времени верные питаются, как духовной пищей, и из которых пьют, как из сладкого ручья.

К таким трудам преподобного Иоанна поощрял блаженный Кос­ма, который рос с ним и учился у одного учителя. Он побуждал его к писанию Божественных книг и составлению церковных песней и сам помогал ему. Впоследствии Косма был поставлен иерусалимским патриархом во епископа Маюмского. После этого тот же патриарх, призвав преподобного Иоанна, посвятил его во пресвитера. Но Иоанн не хотел долго оставаться в мире. Уклоняясь от мирской сла­вы, возвратился он в обитель преподобного Саввы и, уединившись в своей келье, как птица в гнезде, прилежно занимался писанием Бо­жественных книг и делом своего спасения. Собрав все написанные им прежде книги, Иоанн опять прочитал их и тщательно исправил в них то, что считал нужным исправить, особенно в словах и речах, чтобы в них ничего не оставалось неясным. В таких трудах, полез­ных для себя и важных для Церкви Христовой, и в подвигах иноче­ских Иоанн провел много времени и достиг совершенного иноче­ства и святости. Угодив Богу, он отошел ко Христу и Пречистой Его Матери, и ныне, поклоняясь Им не в иконах, но созерцая Лица Их в небесной славе, молится о нас, чтобы и мы сподобились того же Божественного созерцания святыми его молитвами и благодатью Христа. Святой Иоанн Дамаскин скончался около 777 года, 104 лет от роду, и был погребен в лавре Саввы Освященного подле раки свя­того основателя лавры. При императоре Византийском Андронике II Палеологе (1282—1328) святые мощи его были перенесены в Кон­стантинополь. Ему же с Препетою и Преблагословенною Его Мате­рью да будет честь, слава и поклонение вовеки. Аминь.

---

[ Вверх ][ Книги ][ Чтение ][ Главная ]