Детство ^*
Господа нашего Иисуса Христа и
Его Предтечи Иоанна Крестителя

История детства сравнительно с историей общественного служения Иисуса Христа необыкновенно коротка; знакомят с нею только два евангелиста — Матфей и Лука, Марк же и Иоанн совсем не касаются ее. Тем не менее история эта есть прекраснейшая и совершенно необходимая часть целого, как это с очевидностью доказывает пример Матфея и Луки. Не будь, в самом деле, этой, хотя и краткой, истории, мы не знали бы многого, и притом самого важного; не знали бы, когда, как и откуда произошел Спаситель, где Он жил и ка­кие лица окружали Его? Все эти вопросы остались бы для нас неразрешимыми. А какой она проливает яркий свет не только на все ветхозаветное прошлое, но и на все будущее в христианстве; для этого достаточно указать на песнь Богородицы (Лк.1:46-55), песнь Захарии (Лк.1:68-79) и Симе­она (Лк.2:28-35).

Повествования эти — эпизодического характера; каждое из них представляет маленькое целое и законченное; их можно разместить в следующем порядке: 1) предсказание Ангела о рождении Иоанна Предтечи (Лк.1:5-25); 2) Бла­говещение Пресвятой Деве о рождении Мессии (Лк.1:26-38); 3) посещение Пресвятою Девою Елизаветы (Лк.1:39-56). Эти три рассказа образуют первый круг или первое от­деление. Второй круг образуют следующие четыре расска­за. 4) Рождение и обрезание Иоанна с хвалебною песнью Захарии (Лк.1:57-80); 5) открытие Иосифу тайны вопло­щения (Мф.1:18-25); 6) рождение, обрезание Иисуса Хри­ста и принесение Его во храм (Лк.2:1-40); 7) поклонение волхвов, бегство Святого Семейства в Египет и возвраще­ние в Назарет (Мф.2:1-23); 8) повествование о первом пу­тешествии Иисуса Христа в Иерусалим и беседе Его во хра­ме (Лк.2:41-52), которое служит заключением и, так ска­зать, венцом всех предыдущих повествований. Из этого пе­речня видно, что большую часть повествований передает евангелист Лука, а меньшую евангелист Матфей. Последний описывает только такие события, которые могли бы возродить и укрепить веру в первых читателях-евреях, что Иисус Христос есть истинный Мес­сия, обетованный еще в Ветхом Завете; Лука же неоспоримо имел в виду показать связь своей евангельской истории с Божественными откровени­ями Ветхого Завета о спасении чрез Иисуса Христа всего человечества, а не одних иудеев (Лк.2:32). Таким образом, оба евангелиста тесно соеди­няются друг с другом и восполняют один другого, представляя одну гармо­нически стройную картину рождения и детства Иисуса Христа — Сына Божия и Сына Человеческого. Обращаемся к первому повествованию.

Предсказание Ангела
о рождении Предтечи

Общее содержание этого повествования таково: сначала сообщаются крат­кие сведения о Захарии и Елизавете и об их семейных обстоятельствах (Лк.1:5-7). Это — первая часть. Затем во второй изображается явление ангела Захарии во храме, радостное благовестие его, недоверие со сторо­ны Захарии ангелу и последствия недоверия (1:8-22). В заключение (тре­тья часть) говорится об исполнении предсказания Ангела (1:23-25).

При рассмотрении этого повествования прежде всего обыкновенно обращают внимание на неожиданную перемену во внешнем строе и ха­рактере речи. В самом деле, в первых четырех стихах, которые предше­ствуют этому повествованию и составляют предисловие к Евангелию, речь чисто греческая, здесь же она с первых слов и до конца 40 ст. 2 гл. стано­вится еврейской и по форме, и по духу. Но такая неожиданная перемена естественно объясняется тем предположением, что Лука пользовался здесь письменным источником на еврейском или арамейском языке, который старался удержать во всей чистоте и по содержанию, и по форме. Сущ­ность содержания первых двух глав Евангелия делает это предположение в высшей степени вероятным. Святой Лука повествует в этих главах имен­но о том, что произошло в двух родственных семействах и что хранилось в них до времени как святейшая тайна. Позднее же, когда совершено было великое дело искупления рода человеческого и когда Мария, Мать Госпо­да, находилась еще в числе первых верующих (Деян.1:14), ничего не было естественнее, как чтобы Сама Она поведала всему христианскому обще­ству чудесное рождение Своего Спасителя, а также и Его Предтечи. И все это несомненно занесено было на память в фамильные записи, которыми и воспользовался святой Лука, чтобы передать историю детства Иисуса Христа со всею точностью, чтобы рассказ его был вполне достоверен, о чем он особенно заботился (Лк.1:3).

Затем останавливаются на вопросе о достоверности рассказа. Некото­рые исследователи евангельской истории, отрицая явление ангелов вооб­ще, и в частности Захарии, относят этот рассказ прямо в область мифов. Но прежде чем разбирать их основания, считаем необходимым заметить, что критики в данном случае не обращают никакого внимания на исто­рию явления ангелов. С исторической точки зрения действительность явления ангелов едва ли может подлежать какому-либо сомнению: в свя­щенной письменности Ветхого и Нового Заветов передается множество подобных фактов. Неужели же все священные писатели заведомо и едино­душно согласились передавать вымыслы за факты? Предполагать такой обман по меньшей мере было бы странно и крайне ненаучно. Учение об ангелах, и следовательно, история их явлений входит органически в сис­тему Богооткровенной религии и имеет в ней величайшее значение. По учению Священного Писания, мы окружены ангелами; Бог вверил нас их попечению (Пс.33:8; Быт.32:1); мало этого, задача христианства и состо­ит именно в том, чтобы ввести нас в этот высший духовный мир, которого мы лишились за свой грех. Вы, — говорит апостол Павел в послании к евре­ям (12:22), — приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к небесному Иерусали­му и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и т.д. Спрашивается после это­го: какие же основания приводят критики против достоверности явлений ангелов? Первое, на которое они главным образом опираются, это то, что с естественной точки зрения нельзя объяснить чудесного явления анге­лов людям. Никто, говорят они, не может сказать, каким способом и по каким законам ангелы — существа духовные, не телесные — неожиданно являются в мире чувственном, осязаемом? Возражение это, по их мнению, одно из самых сильных, но, в сущности, самое слабое и самое несостоя­тельное. Для того чтобы известные явления были признаны несомненно действительными, нет необходимости понимать те законы и способы, по которым они совершаются. Для этого достаточно только иметь доказатель­ства их действительности; способы же совершения их при этом могут ос­таваться и непонятными. Это, кажется, слишком ясно. Совершенно воз­можная и самая обыкновенная вещь — иметь несомненные доказательства в пользу действительного существования известных предметов и в то же время совершенно не понимать, как, от каких причин и по каким законам существуют эти предметы... Тем более это следует сказать о явлениях су­ществ высшего духовного мира, где есть законы своего рода, законы выс­шего порядка. Если же на это нам скажут, что вселенная есть органичес­кое целое с определенными законами, что эти законы господствуют не только на нашей земле, но везде, куда только могут проникать наши на­блюдения, что, следовательно, всякое чудесное явление есть нарушение вечных законов природы, то на это готово более чем равносильное возражение: никто не доказал и ничем нельзя доказать, чтобы мир как органи­ческое целое — этого нельзя не признать — был совершенно замкнутым кругом конечных причин. Если же так, если мир не есть совершенно замк­нутый круг конечных причин, то нет, следовательно, никакого основания и отрицать чудесные явления существ высшего мира; нет основания ду­мать, что явления эти нарушают гармонию природы или приводят ее в расстройство. В природе действуют свои законы, в явлениях духовного великого мира — свои, высшего порядка, которые для нас непостижимы.

Другое основание приводят чисто психологическое. Все явления анге­лов, о которых говорится в Священном Писании, были, по мнению кри­тиков (мифологистов), чисто субъективным действием собственного во­ображения тех лиц, которые видели ангелов; допускаются, таким обра­зом, только субъективные видения, внутренние образы. Что подобные ви­дения или галлюцинации на самом деле бывают — это факт опыта, кото­рый легко объясняется болезненным состоянием или чрезмерным душев­ным возбуждением. В том и другом случае раздражение нервов возбужда­ет представление о предмете или звуке, и хотя это явление чисто внутрен­нее, человек переносит его, как все другие впечатления, во внешний мир. Он видит предмет, лицо, которых на самом деле нет пред ним, он слышит голоса, которых на самом деле не существует. Таким образом объясняют­ся, например, история девы Орлеанской и голоса, которые она будто слы­шала. Но такие видения, как мы заметили, не возникают сами по себе; каж­дое видение предполагает соответствующее душевное состояние. Дева Орлеанская видит видение, потому что она при более и более возрастаю­щем внутреннем возбуждении уже носилась с теми мыслями, которые толь­ко воплотились в этих видениях; она слышит в голосах только свои соб­ственные мысли. Было ли что-нибудь подобное у Захарии? Ожидал ли он себе сына? Был ли он в таком настроении, чтобы внутренне быть распо­ложенным к этому видению? Совершенно наоборот. Если какой факт не подлежит сомнению, то это тот, что Захария совершенно оставил мысль о возможности иметь детей. Аз бо есмь стар, и жена моя заматоревши во днех своих, — отвечает он Ангелу на благовестие и просит знамения, чтобы уве­риться в действительности слов его. Спрашивается: мог ли Захария при таком настроении иметь такое видение, какое описывает святой Лука? Очевидно, нет. В самом же повествовании нет ни малейшего намека на то, чтобы это было внутреннее видение; событие это описано с такою яс­ностью и определенностью, с такою подробностью и обстоятельностью, что не оставляет никакого сомнения в действительности внешнего фак­та. В защиту действительности явления ангелов против школы мифоло­гистов можно привести и еще некоторые соображения. Известно, что мир видимых, физических явлений есть результат невидимых нами причин, от которых они происходят. Целая же вселенная во всем ее необъятном величии и красоте дает нам ясное указание на существование единой, выс­шей, духовной Первопричины. Так, собственно, представляется это и по Священному Писанию (Рим.1:20). Всякое видимое, живое существо, вся­кое физическое явление есть по нему действие этой верховной Первопри­чины; так что видимый и невидимый мир находятся между собою в посто­янном взаимодействии и относятся один к другому как действие к своей причине. В этой мысли, проникающей все Священное Писание, выража­ется глубокое духовное понимание того отношения, которое существуете между миром видимым и невидимым. Если же таково в общем, по учению Священного Писания, отношение видимого мира к невидимому, то част­ное в религиозно-нравственной жизни, где жизнь высшего мира проявля­ется самым непонятным образом, это взаимодействие двух миров должно быть самое поразительное. И действительно, в некоторые важнейшие мо­менты жизни человеческой оно открывалось или явлением ангелов, или даже Самого Бога. Впрочем, эти откровения постоянно видоизменялись, смотря по нуждам лиц и времени. В период религиозного детства, то есть в Ветхом Завете (Гал.4:1-3), когда человечество нуждалось в более доступ­ных чувствам откровениях духовного мира, подобные откровения были гораздо чаще, чем в Новом Завете; притом одному откровения давались наяву, другому во сне, сообразно с восприемлемостью лиц. О произволе каком-либо тут нечего и думать. Сообщения Божественной воли во время сна составляют, без сомнения, низшую ступень Божественных откровений, а наяву — самую высшую. Аврааму, Иакову, Моисею, Захарии, Деве Марии, апостолу Павлу откровения чрез ангелов были наяву (в бодрственном состоянии), а не во сне. Наконец, Сам Господь Иисус Христос не получал никакого откровения, но Сам был откровением Бога в человечестве, на Него, как говорится в слове Божием, восходят и нисходят ангелы Божии (Ин.1:51). Из всего сказанного о действительности явления ангелов лю­дям видно, что достоверность рассматриваемого нами повествования с точки зрения библейской, религиозной, не подлежит никакому сомнению. А если не может подлежать сомнению достоверность, на которую так силь­но нападают критики известного рода, то тем более нельзя сомневаться в подлинности, за которую служат порукой, с одной стороны, свидетельства древнейших памятников христианской письменности, с другой — язык.

Переходим к экзегетическому анализу этого повествования.

1) Повествование свое евангелист начинает общим определением вре­мени события и описанием тех лиц, о которых прежде всего намерен был говорить (1:5-7).

Ст.5. Бысть во дни Ирода царя Иудейска, иерей некий именем Захария, от дневныя чреды Авиани: и жена его от дщерей Аароновых, и имя ей Елисавета... Времени события евангелист хотя и не определяет с особенною точнос­тью, тем не менее можно думать, что выражением: бысть во дни Ирода царя Иудейского, он с первого разу хотел указать на начало осуществления ветхо­заветного пророчества о Мессии, с особенною ясностью высказанного еще патриархом Иаковом: не отойдет скипетр от Иуды, пока не приидет Прими­ритель (Быт.49:10). Но вот теперь скипетр земной отнят от Иуды, на пре­столе Давидовом восседает иноплеменник Ирод; следовательно, время пришествия Мессии наступило, и следовательно, то о чем он намерен по­вествовать, относится именно ко временам Мессии. Под Иродом здесь, несомненно, разумеется Ирод Великий, тот самый, который разными про­исками и подкупом приобрел себе титул царя Иудейского (за 37 лет до Рож­дества Христова) от римского сената, при помощи триумвиров Антония и Октавия. По словам Иосифа Флавия, Ирод был родом Идумеянин, сын Антипатра, а по Евсевию, Епифанию, Амвросию и другим — аскалонитянин. Достигнув трона, он как иноплеменник сделался слепым орудием римлян и всеми силами старался только о том, чтобы подавить в иудеях национальный их дух и отнять силу и значение древних их установлений и священных отеческих преданий. Из опасения, чтобы кто не лишил его престола, окружил себя довольно сильною партиею единомышленников — иродиан, которые едва ли его не провозглашали Мессией; подозритель­ный и жестокий характером, он без пощады предавал смерти всех, кто или по своему высокому положению, или по влиянию на современное обще­ство, или по богатству представлялся опасным для него. Весьма естествен­но, что при таком жестоком царе-иноплеменнике, ожидание Мессии — избавителя от чужеземного ига — усилилось в среде иудеев, и более всех, без сомнения, ожидали пришествия Его и молились об этом благочести­вые родители Иоанна Предтечи, о которых евангелист говорит гораздо подробнее, чем о времени события. Оба они, по его словам, происходили из священнического рода, пользовавшегося у иудеев особенным почетом и уважением. Захария (с еврейского — Бог вспомнил) принадлежал к поко­лению Авия и был, как думают некоторые (Ориген, Василий Великий, Гри­горий Богослов, Феофилакт), сын Варахии, тот самый, кровь которого нечестивые иудеи неповинно пролили между храмом и жертвенником (Мф.23:35); а Елизавета (с еврейского — клятва Божия) имела по прямой линии родоначальником первосвященника Аарона. По мнению некоторых тол­кователей (Амвросия, Августина, Евфимия Зигабена, Беды и др.), Захария был не простой священник, а первосвященник. В основание приводят ст.9 и 10; но там мы и рассмотрим это их основание; а здесь достаточно заме­тить против такого мнения следующее: Захария называется не архиереем, а иереем, и прибавлено еще некий, что показывает ясно, что он был только один из многих, или по крайней мере нескольких, равных ему по достоинству лиц, а этого невозможно сказать в строгом смысле о первосвященни­ке; затем, Захария причисляется к некоторой определенной чреде Авие­вой, а первосвященник не принадлежал ни к одной чреде. Наконец, Иосиф Флавий, перечисляя первосвященников времени Захарии, ничего не го­ворит о первосвященстве этого последнего. «Первосвященником он мо­жет быть назван только разве как первый по чреде или старшинству из священников Авиевой чреды» (Архиеп. Михаил). Чреда Авия была восьмая в числе 24 черед, или классов, на сколько разделил Давид все священни­ческое сословие для удобства отправления Богослужения (шестнадцать из племени Елеазара — первенца Аарона и восемь из потомков Ифамара. (1Пар.гл.24). Каждый класс в течение восьми дней, от одной субботы до конца другой, отправлял священнослужение во храме (2Пар.23:8; 4Царств.11:9). При этом лица служащие сменялись ежедневно, как этого требуют признать слова от дневные чреды, означающие собственно «дневную служ­бу». Такой порядок за небольшим промежутком, во время плена Вавилонс­кого, продолжался до самого разрушения храма Иерусалимского.

Указав в 5 ст. на почетное звание и происхождение родителей Иоанна Предтечи, далее, в 6 ст., святой Лука описывает их внутреннее, нравствен­ное достоинство: беста же праведна оба пред Богом, ходяще во всех заповедех и оправданиих Господних безпорочна. Праведность Захария и Елизаветы была не внешняя, фарисейская, лицемерная, способная обмануть людей, но ис­тинная и несомненная. Это показывает самый образ выражения. Они ока­зались праведными не перед людьми, которые могут ошибаться в своих суждениях, а перед Богом, существом всеведущим, от Которого ничто не может укрыться и явиться в ином свете, чем каково есть в действительно­сти. Следовательно, если Захария и Елизавета пред Богом были правед­ны, то они и на самом деле были таковы. Поэтому евангелист и добавляет еще, что они поступали по всем заповедям и уставам безпорочно, то есть что они не были виновны ни в каком преступлении против закона. Впрочем, надобно заметить, что праведность, усвояемую здесь Захарии и Елизаве­те, а в некоторых местах Нового Завета и другим лицам подзаконным, на­пример Симеону (Лк.2:25), Лоту (2Петр.2:7), нельзя смешивать со свято­стью или оправданием от грехов, которое даруется человеку только Кровию Иисуса Христа (1Ин.1:7; 2:2). Это была праведность законная, которая никогда не могла быть совершенною и способною примирить Бога с чело­веком (Гал.3:10-11); эта праведность только усиливала жажду к искупле­нию, возбуждала в сердцах людей чувства покаяния и веры в Мессию. По­тому-то в сердце Захария и Елизаветы, несмотря на их праведность пред Богом, таилось самое живое ожидание Мессии, Искупителя народа Божия и всего человечества. Католические богословы (как Мальдонат) видят в этом стихе неопровержимое подтверждение своего взгляда на преимущественное оправдание человека добрыми делами. Если, говорят они, Заха­рия и Елизавета были праведны пред Богом исполнением предписаний закона, то, следовательно, личные, внешние подвиги и составляют усло­вие оправдания человека пред Богом. Но сомнительно, чтобы такая мысль действительно заключалась в данном месте. Евангелист здесь желает оп­ределить не условия оправдания, а показать, каковы были Захария и Ели­завета в своей религиозно-нравственной жизни; следовательно, говоря об их праведности чрез дела закона, он этим хочет сказать только то, что они лично удовлетворяли требованиям ветхозаветного закона (Флп.3:6) и ни­чуть не более. Для учения же об оправдании человека одними делами здесь нет ни малейшего намека. Напротив, если взять во внимание один следую­щий стих, не касаясь других мест Священного Писания, можно положи­тельно утверждать, что и в Ветхом Завете дела далеко не имели большего значения, что и там кроме дел требовалась еще вера, и вера испытанная.

Ст. 7. И не бе има чада, понеже Елисавет бе неплоды, и оба заматоревша во днех своих беста... Обилие детей и потомство считалось у иудеев внешним выражением особенного благословения Божия праведным людям, и на­оборот, бездетность служила знаком немилости Божией к грешным лю­дям (Втор.28:18). Захария и Елизавета, однако, несмотря на свою правед­ность, до глубокой старости не имели детей. Что же это значит? Было ли это знаком немилости Божией к ним? Очевидно, здесь было не то и не так. Очевидно, что Бог испытывал этим только их веру, подобно тому, как Он испытывал веру Авраама, и посредством испытания укрепил ее в них так, что они удостоились наконец быть родителями Предтечи Господня. Правда, об испытании веры, о моральной, так сказать, причине, которая разумеется здесь сама собою, не говорится ни слова, а говорится только о причине физической — неплодстве Елизаветы и вообще старости обоих; но это потому и для того, что евангелист поставил себе целью выставить на вид и как можно яснее чудесность события. Критики, не признающие чудес, стараются обойти эту мысль Евангелия и хотят доказать, что в сло­вах заматоревша во днех своих указывается не на глубокую старость, а на тот период в жизни, когда человек только что вступает в старость, и когда еще он не потерял физической способности иметь детей... Захария, не­смотря на свою старость, молится еще о даровании себе потомства (Лк.1:13), надеется, следовательно, получить его, каковое обстоятельство не могло бы иметь места, когда бы он и его жена находились в преклонных летах... Но в священной письменности Ветхого Завета это гебраистическое выражение (заматоревши во днех своих) означает именно тот период жизни, когда, по закону естественного человеческого плодородия, нельзя уже бывает ожидать рождения детей (например, Быт.18:11). А что касает­ся ссылки их на молитву Захарии о даровании себе будто бы потомства, то это есть не более, как одно предположение. Из 18 ст., напротив, ясно вид­но, что Захария ни для себя, ни для жены своей, по преклонности лет, не считал уже физически возможным иметь детей. Следовательно, молитва его была совсем не о том, а о чем-то другом, что мы и постараемся доказать в своем месте. Итак, внимательный разбор текста убеждает, что Захария и Елизавета находились уже в преклонных летах, когда им Бог благоволил даровать сына. Но сколько именно было им лет в то время, в точности определить трудно. Захария не левит, а священник. Левиты, достигшие 50 лет, были, как известно, увольняемы от служения, священники же служи­ли до самой смерти. Можно, однако, с вероятностью предположить, что им было около 60 лет, и к деторождению, по естественному порядку ве­щей, они были уже неспособны, особенно если помнить неплодство Ели­заветы. Вопрос теперь разве только в том: почему Предтеча Мессии дол­жен был родиться от престарелых родителей? Прекрасный ответ на него — в одном церковном стихе, в котором говорится, что «Иоанн Креститель родился от престарелых родителей для того, чтобы быть истинным Пред­течей того Бога Слова, Который имел родиться от Девы, дабы сии вели­кие события были преславны». «За одним чудом, — говорит Амвросий, — долженствовало следовать другое. Необходимо было Иоанну Крестителю родиться от неплодной матери, чтобы люди приготовились видеть рожде­ние Спасителя от безмужней Девы». В Ветхом Завете рождались и некото­рые другие от неплодных и престарелых родителей, сверх ожидания, как например Исаак, Самуил. Нет ли в этом рождении тайны Промысла и на­туры? Хороший намек на это делает блаженный Августин, говоря, что Ели­завета была sterilis corpore, sed foecunda animo (бесплодна телом, но пло­довита душой); рождение великих людей вообще было замедляемо до тех пор, пока в супругах с летами пройдет все чувственное, ослабеют в похо­ти. Нужно, чтобы родители и с физической стороны были очищены, что­бы быть орудием людей необыкновенных, потому дети у них и рождаются в позднейшее время. С другой стороны, долговременное ожидание служит лучшим приготовлением плода более зрелого. Такое устроение Промысла более нужно было в Ветхом Завете, так как Ветхий Завет более соответ­ствовал младенческому состоянию рода человеческого.

2. После этих предварительных замечаний о звании, происхождении и праведности Захарии и Елизаветы, и о том, какое испытание Бог пре­допределил этой чете, лишив ее до глубокой старости детей, евангелист описывает чудесное явление Ангела Захарии в храме (Лк.1:8-12), приво­дит предсказание его о рождении Иоанна Предтечи (Лк.1:13-17) и гово­рит о принятии Захарией этой небесной вести (Лк.1:18-22).

1) Явление ангела Захарии последовало во время отправления Бого­служения.

Ст. 8-10. Бысть же служащу ему в чину чреды своея пред Богом, по обычаю священничества ключися ему покадити вшедшу в церковь Господню: и все множе­ство людей бе молитву дея вне, в год фимиама, то есть однажды, когда он в по­рядке своей (дневной) чреды служил пред Богом, по жребию, как обыкно­венно было у священников, досталось ему кадить, когда он вошел в храм Господень, а все множество народа молилось вне во время каждения. По закону Божию, дважды в день — при утренней и вечерней жертве — совер­шалось благовонное курение (Исх.30:7-8); служащий священник входил во святилище для каждения, то есть совершая каждение не посредством кадильницы, а чрез возжжение курильного благовонного порошка на ал­таре кадильном (1:11), а народ в это время приносил молитву во дворе и ожидал его возвращения. Как 24 священнические класса переменялись после определенного восьмидневного периода времени, так и священни­ки, составлявшие известный класс, не только переменялись ежедневно, но и жребием определяли отправление частных священнослужебных обязанностей: одному выпадал жребий кадить, то есть, возжигать фимиам, дру­гому закалать и приносить жертву, одному утром, а другому вечером. Таков был обычай у священников. И этот обычай, по справедливому замечанию одного западного богослова, имел тот смысл, что выбор служения пред­ставлялся не личному произволу, а воле Божией, выражением которой и служил жребий. Захарии, таким образом, в один день своей чреды, по жре­бию, досталось войти в храм Господень для каждения, что считалось осо­бенною честью, какой, по свидетельству раввинов, не удостаивался ни один священник более одного раза в жизни. Некоторые из толковников, счита­ющих Захарию за первосвященника, говорят, что под храмом — ναός — нуж­но разуметь Святое Святых, но для этого мы не имеем никакого основа­ния. Скорее всего и несомненно храмом — ναός — здесь называется святи­лище, где находился алтарь кадильный и куда ходили ежедневно священ­ники для совершения разных обрядов богослужения. Еще менее состоя­тельно мнение, основывающееся на 4 ст. 9 гл. Послания к евреям, по кото­рому будто бы алтарь кадильный находился во Святое Святых и что сюда именно священники и входили для каждения. Златая кадильница во Свя­тое Святых, о которой упоминает апостол Павел в указанном месте, пред­назначена была не для ежедневного каждения, а для воскурения фимиама раз в год, в праздник очищения, так как, по словам самого апостола Павла, во Святое Святых входил един архиерей единою в лето, не без крове (Евр.9:7).

Выражением бе молитвы для вне, в год фимиама обращается особенное вни­мание на торжественную минуту молитвы. В то время, как священник со­вершал каждение, народ, собравшийся вне — в притворах и дворах, ближай­ших ко святилищу, — возносил молитву к Богу, видимым символом которой служил фимиам, поднимавшийся с алтаря кадильного (Откр.5:8; 8:3-11). Оба эти действия стоят в тесном соотношении между собою. Одно было типическое, идеальное; другое действительное, разумеется, далеко не со­вершенное. Первое должно было покрывать второе своею святостью; вто­рое восполнять первое своею жизненностью. Так взаимно восполняли себя оба действия, почему они и должны были происходить в одно время. На эту одновременность их ясно указывает выражение ώρα — время, поставленное с членом, что значит не простое время, а время известное, определенное законом для каждения и вместе молитвы народной. Но какое собственно разумеется здесь время — утреннее или вечернее, — с точностью решить трудно. Если сопоставить это место с вышеупомянутым обычаем бросать жребий, что происходило несомненно утром, то можно думать, что это было утреннее каждение. И вот, когда Захария, вошедши в храм, то есть во святилище, с благоговейным чувством начал совершать каждение, внезапно явил­ся ему Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного.

Ст.11. Явися же ему Ангел Господень, стоя одесную алтаря кадильного. В выра­жении явися — ώφθη — Амвросий и Августин видят указание на внезапность явления Ангела, а св.Иоанн Златоуст — на действительность этого явле­ния и его независимость от состояния духа самого Захарии. «Не сказано, — говорит он, — увидел Ангела Захария, но явился ему Ангел». Замечание Зла­тоуста важно тем, что он признает явление Ангела Захарии не экстатичес­ким видением, по реальным фактом. Ангел Господень явился близ жерт­венника, по правую сторону его (т.е. между жертвенником и столом с хле­бами предложения) как вестник радости, вестник искупления спасаемых, которых Иисус Христос на суде Своем поставит одесную Себя. Неожидан­ное, однако, явление Ангела смутило Захарию и привело его в страх.

Ст.12. И смутися Захария видев, и страх нападе нань.

Чувство страха естественно должно было овладеть Захарией при виде Ангела, особенно если принять во внимание существовавшее у древних евреев убеждение, что видение Ангела предвещает близость смерти (Суд.6:22-23; 13:22). Во всяком случае и смущение, и страх в душе праведного священника весьма естественны и сами по себе; человеку вообще свой­ственно испытывать робость при виде величественных и необычайных явлений. «Необычайное видение, — говорит блаженный Феофилакт, — сму­щает святых». Неверующие в наше время желают чудес. Руссо, например, требовал, чтобы ему явился Сам Бог. Но какая должна быть сила духа, что­бы не смутиться при явлении существа из высшего мира! Недаром изра­ильтяне отреклись непосредственно беседовать с Богом, а просили Мои­сея быть своим посредником.

2) Благовестие Ангела: прежде всего Ангел успокаивает Захарию от смущения и страха, а затем уже возвещает ему о рождении сына; при этом описывает его личные свойства и указывает на его призвание (13-17).

Ст.13. Рече к нему Ангел: не бойся, Захарие: зане услышана бысть молитва твоя: и жена твоя Елисавета родит сына тебе, и наречеши имя ему Иоанн.

На основании слов молитва твоя услышана обыкновенно полагают, что Ангел говорит о молитве Захарии относительно разрешения неплодства его жены. Но это одно только предположение. Как ни глубоко лежало в душе его желание потомства и как ни часто, может быть, он выражал преж­де это желание в своих молитвах пред Господом, в настоящее время он по­терял всякую надежду иметь детей и не верил даже Ангелу, возвестившему ему об этом. Гораздо вероятнее поэтому предположить, что Захария, как один из немногих лучших людей того времени, ожидавших утехи Израилевой — Мессии, молился не о чем другом, как о скорейшем пришествии Его. Притом он, как священник, представлявши собою во время каждения посредника между Богом и молящимся народом, без сомнения, и должен был молиться не о своих нуждах, а о нуждах народа, о его спасении. И вот, в ответ на такую чистейшую и возвышеннейшую молитву, он слышит от Ангела то, чего никак не мог ожидать по преклонности своих лет: и жена твоя Елисавета родит сына тебе, и наречеши имя ему Иоанн, что значит: Гос­подь милостив. Ангел как бы так говорил: «Ты молился о пришествии Мес­сии; молитва твоя услышана: Он придет скоро. Сын твой, которого родит тебе Елизавета, жена твоя, должен быть Предтечею благодатного прише­ствия Его». Такое объяснение подтверждается всем дальнейшим повество­ванием о рождении Иоанна Крестителя, где первым и главнейшим пред­метом служит Мессия. Надобно также заметить при этом, что обетование Захарии сына не исключало естественных законов рождения; сверхъесте­cтвенность в этом отношении принадлежит одному только Иисусу Христу.

Ст.14 И будет тебе радость и веселие, и мнози о рождестве его возрадуются. Если рождение и обыкновенного дитяти в семействе всякого истинного израильтянина сопровождалось радостью, то тем большею радостью дол­жно было быть рождение необыкновенного дитяти, рождение, предвоз­вещенное Ангелом, как это и было на самом деле (Лк.1:58). Радость — χαρά — означает радость внутреннюю, а веселье — άγαλλίασις — радость, выражаю­щуюся внешним образом (1:64-67). Указав в 14 ст. на радость и веселие при рождении Иоанна Крестителя, Ангел сейчас же приводит и основа­ние этому:

Ст.15. Будет бо велий пред Господем: и вина и сикера не имат пити, и Духа Святаго исполнится еще из чрева матере своея...

В этом стихе описываются собственно личные свойства Предтечи и сначала замечается вообще, что ему будет принадлежать высокое духовное значение: будет бо велий пред Господем, что и засвидетельствовал Сам Иисус Христос в одно время: ей, глаголю вам, — сказал Он, — не воста в рожденных женами болий Иоанна Крестителя (Мф.11:9-11). Затем указываются две частных черты из его жизни. Первая: вина и сикера не имат пити, — черта, по видимости, не слишком великая; так как в древности немало было назореев, на несколько времени или навсегда давших обет не пить вина и сикера и не стричь волос, как Самсон (Суд.13:5), Самуил (1Цар.1:11) и другие. На самом же деле черта эта весьма замечательная. В назорействе сосредоточе­на была вся суровая строгость закона Моисеева, и Иоанн, как завершитель­ный камень здания церкви ветхозаветной, должен был вполне выразить эту строгость, чтобы, таким образом, и самому перейти от закона дел к за­кону благодати, а для других сделаться надежным руководителем в Царство Христово. Итак, как истинный назорей, Иоанн не будет пить вина и сикера. Под вином разумеется вино виноградное, а сикером называется напиток из всяких других плодов (например, ячменя, фиников), особенно пальмовых дерев, с примесью меда. Предтеча Господень не должен был пить вина и сикера как исповедник покаяния не только словом, но еще более приме­ром совершенно воздержной и строгой жизни. Строгое воздержание Иоан­на Предтечи опять засвидетельствовал Иисус Христос, когда сказал, что он хлеба не ест, ни вина не пьет (Лк.7:33). Такая строгость Иоанна делала его как бы небесным явлением на земле и всех заставляла видеть в нем ве­ликого пророка и небесного посланника (Мф.21:26). Конечно, такой об­раз жизни был предназначен Иоанну не против его воли, но вполне согла­совался с его собственным настроением и призванием. Божественная пре­мудрость обнимает жизнь каждого человека до самых мельчайших подроб­ностей и на этом-то основании дает такое или иное назначение человеку.

Другая черта, отмеченная из жизни Иоанна Предтечи, бесспорно, са­мая высокая: и Духа Святаго исполнится еще от чрева матере своея. Этою чер­тою он сравнивается со всеми ветхозаветными пророками, которые были движимы Духом Святым (2Петр.1:21). Исполнение Духа Святого или бла­годати Святого Духа от чрева матери означает необыкновенно обильное сообщение даров благодати такому человеку для исполнения необыкновен­ных, предназначенных ему дел, а равно и особенное содействие Божие та­кому человеку во исполнение его предназначения (Иер.1:5; Пс.23:9-10). Это буквально исполнилось на Иоанне, когда он, будучи еще во чреве мате­ри, радостно взыграл при входе Пресвятой Девы Марии (Лк.1:41-44).

В следующих двух стихах говорится о призвании Иоанна Предтечи, или лучше о его будущей деятельности.

Ст.16. И многих от сынов Израилевых обратит ко Господу Богу их.

Деятельность Предтечи ограничивается одним Израилем не потому, будто прочие народы исключены из участия в благодеяниях Божиих, а по­тому, что то, что совершилось в средоточии человечества, в Израиле, слу­жило для блага всех. По премудрым целям Промысла, в среде Израиля приготовлялось поле для Божественной деятельности, а потому здесь сосредоточивалась вся деятельность Божественных посланников. Что про­поведью Иоанна будет обращен не весь народ, а только часть его, — это ясно выражено в словах: обратит многих от сынов Израилевых. Выражение это не значит, что народ израильский оставил своего Бога, забыл Его и потому должен снова обратиться к Нему. Нет, народ израильский знал сво­его Бога и исполнял Его закон, но это знание и исполнение было только внешнее и наружное, а не искреннее и сердечное; по жизни народ изра­ильский был не лучше язычников; и вот, когда действительно Предтеча обратился к нему с проповедью о покаянии и исправлении нравов, стек­лось множество иудеев, и они обращались к Господу Богу своему. Говоря о такой деятельности Предтечи, Ангел поставляет ее, как видно из следую­щего стиха, в тесную связь с пришествием Мессии.

Ст.17. И той предъидет пред Ним духом и силою Илииною, обратити сердца отцев на чада, и противные в мудрости праведных, — уготовати Господеви люди совершены.

И той предъидет пред Ним. Выражение пред Ним грамматически отно­сится к словам предыдущего стиха: ко Господу Богу их, а это показываете, что в лице имеющего прийти Мессии будет Сам Бог, как предсказал про­рок Малахия (Мал.3:1). Следующее выражение: духом и силою Илииною — нельзя понимать так, будто Иоанн должен быть воскресшим Илиею, как ошибочно думали о нем иудеи (Мф.16:14; 17:10; 27:47; Мк.9:11; Лук.7:27), но что он будет действовать с тою же горячею ревностью и нравственным могуществом, с каким некогда действовал великий ревнитель по истин­ной религии во времена безбожия и религиозного отупения народа про­рок Илия. Далее деятельность Иоанна Предтечи изображается почти бук­вально словами пророка Малахии (Мал.4:6): иже устроит сердце отца к сыну, и сердце человека ко искреннему его, да не пришед поражу землю в конец. Истин­ный смысл рассматриваемых слов лучше всего дают понять два изрече­ния пророка Исайи: Авраам не узнает нас, и Израиль не признает нас своими; Ты, Господи, Отец наш (Ис.63:16); и другое: Тогда Иаков не будет в стыде, и лице его более не побледнеет, (ибо) когда увидит у себя детей своих, дело рук Моих (Ис.29:22-23). Авраам и Иаков там, за гробом, при взгляде на своих нече­стивых потомков должны были стыдиться и отвращать от них свои взо­ры; но при раскаянии их они опять будут радоваться и веселиться. Осно­вываясь на этих изречениях, можно, таким образом, справедливо утверж­дать, что задача Предтечи, по словам Ангела, должна была состоять в во­зобновлении духовного единства между патриархами и их потомками, — единства, прерванного непокорностью и непослушанием последних. Это именно и значит выражение обратити… противные в мудрости праведных, то есть возвратить непокорным образ мыслей древних праведников, что­бы они явились вполне готовыми к принятию Мессии: уготовати Господеви люди совершены, или, как в русском переводе: представить Господу народ при­готовленный.

С 18-22 ст. повествуется о недоверии Захарии к небесному вестнику, затем о наказании его за недоверие и, наконец, о том, какое впечатление произвело это событие на народ, находившийся во храме.

Смущение и недоумение Захарии до того были сильны в то время, ког­да Ангел возвестил ему о рождении сына, что он не мог совладеть с собою, чтобы не выразить сомнения:

Ст.18. И рече Захариа ко Ангелу: по чесому разумею сие; аз бо есмь стар, и жена моя заматеревши во днех своих… Об Аврааме апостол говорит: он не помышлял, что тело его, почти столетнего, уже омертвело, и утроба Саррина в омертвении (Рим.4:19). А мысль Захарии именно и обратилась на этот предмет. Но за то он сейчас же и получил вразумление от Ангела.

Ст.19. И отвещав Ангел рече ему: аз есмь Гавриил предстояй пред Богом: и послан есмь глаголати к тебе и благовестити тебе сия.

Ангел усвояет себе еврейское имя Гавриил, что значит сила Божия. А у Бога не изнеможет всяк глагол (Лк.1:37): следовательно, Ангел как бы так го­ворил: самое имя мое должно ручаться за справедливость слов моих и воз­можность исполнения их. Имя это могло быть известно Захарию по откро­вениям пророку Даниилу, которые были сообщены этим же Ангелом (Дан.8:16; 9:21). Выражение предстояй пред Богом заимствовано из жизни восточ­ных дворов, где предстоящими назывались люди, самые приближенные к царю (3Цар.10:8; 12:6; 17:1; 2Цар.22:29). Говорят, Ангел, очевидно, при­числяет себя к классу Ангелов, самых высших и самых близких к Богу.

Для вразумления Захарии, однако, он не довольствуется одним напо­минанием о своем достоинстве, а изрекает ему и наказание, которое со­стояло в лишении дара слова.

Ст.20. И се, будеши молча и не могий проглаголати, до негоже дне будут сия: зане не веровал еси словесем моим, яже сбудутся во время свое.

Кажется, не без особенных целей было положено на Захарию такого рода наказание. Лишившись языка, Захария тем самым вразумлен был, что событие это до времени должно быть тайною. А между тем, какие бы вред­ные следствия могли произойти от того, если бы хотя малейшая часть воз­вещенного небесным посланником стала известною всенародно? Припом­ним, какие следствия повлекла за собою подобная молва, распространив­шаяся по случаю отыскивания новорожденного Царя Иудейского восточ­ными магами. «Ангел справедливо не прощает неверующему Захарии, — говорит святой Афанасий Великий, — потому что он имел в пример преж­де него бывших бесплодными и рождавших, как учат Божественные Пи­сания». Выражение будеши молча и не могий проглаголати кажется, одно и то же. Поэтому отцы для избежания повторения переводят иногда первое молча (в русском переводе нем) словом глух, на том основании, что у людей обыкновенно с немотою соединяется глухота. А у Захарии действительно немота могла соединяться с глухотою, как можно это заключить из ст.62 и помаваху ему. Если бы он мог слышать, то его не спрашивали бы знаками, а словами. Так как Захария вследствие явления Ангела замедлил во святи­лище, то это обстоятельство тотчас же вызвало удивление в народе, ожи­давшем его выхода.

Ст.21. И быша людие ждуще Захарии: и чудяхуся коснящу ему в церкви.

По позднейшему преданию, священники, входившие в храм для молит­вы не должны были долго оставаться в нем, чтобы не подать повода ду­мать, будто с ними случилось какое-нибудь несчастие. Вот это-то и заста­вило народ ожидать Захарию, когда он замедлил во храме, а не то, чтобы получить от него благословение, как думают некоторые (архиеп. Миха­ил), По словам Маймонида, благословение преподавалось народу другим священником, а не тем, который совершал каждение.

Когда Захария по выходе из храма не мог говорить с народом и объяс­нялся с ним знаками, народ понял из этого, а также, вероятно, и из воз­бужденного состояния духа, отражавшегося на лице его, что с ним случи­лось что-либо необыкновенное, что он имел видение во храме.

Ст.22. Изшед же не можаше глаголати к ним и разумеша, яко видение виде в церкви: и той бе помавая им, и пребываше нем.

Видение означает всякое вообще необычайное явление, представляю­щееся взору, будет ли то наяву, или во сне (Мейер), и, вероятно, об этом спрашивал его народ. Захария, будучи не в состоянии отвечать, объяснял­ся с ними знаками: и той бе помавая им.

3. Повествование оканчивается краткою речью о возвращении Заха­рии в дом свой и об исполнении предсказания Ангела (ст. 23-25).

Ст.23. И бысть яко исполнишася дние службы его, иде в дом свой, то есть, когда кончилась неделя, в течение которой класс Авии совершал служение, Заха­рия возвратился в дом свой, который находился в нагорной стране (1:39), вероятно, в Хевроне (на юг от Иерусалима, в расстоянии пяти часов пути). Несмотря на то, что Захария испытал глубокое нравственное и физичес­кое потрясение, лишился языка, он все-таки прежде законного времени не оставил своих обязанностей; это весьма рельефно характеризует его нрав­ственную личность как человека вполне праведного (ст.6). Не менее, впро­чем, характерная черта выставляется затем и в лице жены его Елизаветы.

Ст.24. По сих же днех зачат Елисавет жена его, и таяшеся месяц пять глаголющи.

Пять месяцев, говорит евангелист, таилась Елизавета после того, как сделалась беременною. Чем объяснить такую необыкновенную сокровен­ность? Ее можно объяснить или тем, что она не хотела дать повода удивляться и разглашать то, что составляло священную и семейную тайну, на которую положена была печать молчания в лишении языка ее мужа, или тем, что она имела намерение сообразовать свое поведение с волей Божи­ей, именно — так как Бог благоволил отнять от нее поношение, то она, со своей стороны, и сама не хотела показываться до тех пор, пока ясные при­знаки беременности не лишили бы всякого другого возможности поно­сить ее за бездетность. Последнее, кажется, больше приближается к исти­не, как указывающее и уясняющее связь между поступком Елизаветы и ее мысленным настроением, выразившимся в последнем 25 стихе.

Ст.25. Яко тако мне сотвори Господь во дни, в няже призре отъяти поношение мое в человецех.

В Новом Завете, как известно внутренняя духовная жизнь предпочи­тается внешнему счастью, и девство превозносится пред брачною жизнью (Мф.19:12; 1Кор.7:7). Но по духу Ветхого Завета, в котором вообще внут­реннее благочестие тесно соединялось с обилием благ внешних, непло­дие считалось знаком немилости Божией, а потому подвергалось поноше­нию (1Цар.1:5-8; ср. Ис.4:1; Осия 9:11-12) Вот почему праведная Елиза­вета, без сомнения, весьма много перенесшая оскорблений за свое неплодство, как только увидела, что более уже не бесплодна, так искренно и от всего сердца благодарит Бога, Который, наконец, снял с нее поношение, освободил ее от стыда пред людьми.

Таковы чудесные обстоятельства, сопровождавшие зачатие Иоанна Предтечи. Все они (явление Ангела во храме, наречение имени и немота Захарии) ясно показывают, что Иоанн действительно еще до рождения своего предназначен был от Бога приготовить путь Господу (Лк.7:27; ср. Мф.11:10; Мк.1:2).

Библиографический указатель
к благовестию Захарии
о рождении от него Предтечи (Лк.1:5-25)